С началом лета служители музея стали замечать в залах особую категорию посетителей, вновь — после небольшого периода успокоения, последовавшего за первым фурором — привлеченных сюда публикуемыми в газетах сенсационными сообщениями. Все чаще и чаще среди них оказывались люди странной, экзотической внешности — смуглые азиаты, длинноволосые личности типа ни то ни се, бородатые коричневокожие чужеземцы, явно не имеющие привычки к европейской одежде; и все они неизменно требовали показать им зал мумий, а вскоре за тем их можно было застать неотрывно вперившимися в чудовищные тихоокеанские экспонаты с выражением истинного экстаза на лице. Это внешне спокойное, но зловещее подводное течение в пестром половодье посетителей, видимо, сильно тревожило смотрителей музея, да и сам я был далек от полного хладнокровия. Я не мог не думать о преобладающем распространении тайных культов среди публики именно такого рода, о связи культовых волнений с мифами, с этой ужасной мумией и свитком в цилиндре.
Порой я испытывал желание снять мумию с экспозиции, особенно же это чувство усилилось, когда один из смотрителей сказал мне, что уже не раз замечал, как иные чужеземцы совершали нечто вроде странного ритуала, и слышал украдкой чье-то горячее бормотание, похожее на молитву или песнопение — это случалось в те часы, когда толпы посетителей несколько редели. Один из смотрителей начал испытывать странные галлюцинации и нервное возбуждение — ему стало казаться, что заключенное в стеклянную витрину тело мумии претерпевает неуловимо тонкие и бесконечно легкие, но день ото дня усиливающиеся изменения, особенно же в положении костистых, исступленно скрюченных клешней и в выражении искаженного ужасом каменно-кожаного лица. Он не мог отделаться от жуткого впечатления, что страшные, выпяченные вперед глаза мумии вот-вот широко раскроются.
Это случилось в начале сентября, когда любопытствующие толпы несколько схлынули и зал мумий иногда пустовал — была совершена попытка разрезать стекло витрины и добраться до тела мумии. Покушавшийся, смуглый полинезиец, был замечен и схвачен смотрителем прежде чем экспонату было нанесено какое-либо повреждение. В результате расследования этот малый оказался жителем Гавайских островов, и прежде известным своим деятельным участием в запретных религиозных культах — однажды он уже привлекался по делу совершения бесчеловечных обрядов и жертвоприношений. Некоторые бумаги, найденные в его комнате, оказались весьма загадочными и внушающими подозрения — многие листы были испещрены иероглифами, близко напоминающими знаки на музейном свитке и в «Черной книге»; но что-либо сообщить по поводу этих вещей он наотрез отказался.
Едва ли прошла неделя, как за новой попыткой добраться до мумии — на этот раз путем взлома замка стеклянной витрины — последовал второй арест. Задержанный — сингалезец, — так же как житель Гавайских островов, ранее был уличен полицией в противозаконной культовой деятельности и явил точно такое же нежелание объясняться со следователем. Вдвойне интересным и мрачно-таинственным сделало этот случай то обстоятельство, что смотритель еще и прежде неоднократно замечал, как этот человек обращался к мумии со странным песнопением, в котором безошибочно угадывалось повторение слова «Т’йог». В результате всего я удвоил число смотрителей в зале мумий и приказал ни на миг не упускать из виду ставшие столь известными экспонаты.
Как и следовало ожидать, пресса извлекла из обоих инцидентов немалую пользу, сейчас же заведя разговор о древней баснословной стране Му и отважно провозгласив, что ужасная мумия есть не что иное, как тело дерзкого еретика Т’йога, обращенное в камень и оставшееся неповрежденным на протяжении последних 175 тысяч лет бурной истории нашей планеты. В самой сенсационной манере было заявлено, что эти странные правонарушители представляют культ, ведущий свое происхождение из страны Му, и что они совершали поклонение мумии — или, возможно, пытались пробудить ее к жизни заклинаниями и колдовскими чарами.