Летний шатер хана был полон коврами, тюфяками, угощениями и мухами. Вонь испарилась. Посвежевший и доброжелательный хан восседал на разноцветных тюфяках.
‑ Чем ты меня отпаивал? Здоров ли я совершенно? Зачем ты слушал мой пульс и разглядывал язык? ‑ весело спрашивал побелевший хан в черном атласном халате с круглыми алыми узорами, приглашая их садиться на мягкие тюфяки.
‑ Ты слишком любопытен и глуп! ‑ рассердился упрямый старик.
Шутники-стражники вздрогнули, но хан, привыкший к манерам старика, только улыбнулся, зная, что старик, сам того не зная, ответит на все вопросы. Старик отвечал:
‑ Человек ‑ сам причина своих счастий и несчастий. Все болезни в человеке, проявят они себя или нет, зависят от тебя самого. Это первое. Второе, вся сила от земли и неба… Небо посылает на землю дожди, растет трава, овца ест траву, овцу ест человек. Ты убивал человека и лечился, но не смог вылечиться. Так не лучше ли было бы сразу лечиться травой? Я отпаивал тебя травами и корнями.
Хан весело рассмеялся и, подавшись вперед, спросил:
‑ Много ли таких, как ты, в Тибете?
‑ Много! Я простой лекарь, который лечит только тело, а потому ‑ самый ничтожный из тех, кто идет дорогой познания, ‑ скорбно заметил старик.
‑ Все ли лекари считаются самыми ничтожными?
‑ Все, хан!
‑ Тогда каковы же остальные! Я приглашу тех, кто выше тебя, в свой улус… Чем тебя наградить?
‑ Мне ничего не надо! ‑ ответил старик. ‑ Но я прошу тебя, хан, освободить до конца жизни от тяжелой работы жену Жирного Жаргала, который тяжело болен, как и все в твоем улусе…
По знаку хана стражники набросились на Жирного Жаргала, но старик испуганно и раздраженно закричал:
‑ Освободить одного ‑ не значит убить второго! Убивая или даже просто обижая живое существо, вы убиваете самих себя. Все их проклятия посильнее любого вашего оружия или нашего лекарства.
И опять Жирный Жаргал остался жив.
Он умер через три года. После ухода старика все смешалось в ханском улусе: причины, следствия, виноватые, не виноватые…
Хара Хонин снова превратилась в Цыцык, располнела и расцвела, живет в одной из ханских юрт, единственная ее работа ‑ вышивание. Она украшает шелка, выделанные шкуры и кошму нарядными цветами и узорами, беспрерывно напевает веселые песенки, никого не узнает и ничего не помнит, даже не знает своих имен. Увидев хана, она игриво хихикает, стражникам грозит пальчиком, безудержно и безумно веселится, катается по траве и корчится от смеха, когда видит иногда Жирного Жаргала и Толстого Туяна. Хан стал молчалив и набожен, ему бывает стыдно перед гостями за эту непредсказуемую и веселую женщину, но он терпеливо выполняет просьбу своего спасителя.
Жирный Жаргал женился на толстой кривоногой вдове. Ходит она вперевалку, и ноги у нее как жирные и хищные клешни. Этот ходячий злой бурдюк жира забила и затиранила Жирного Жаргала за какой-то год! Его уже никто не узнавал в степи, от него осталась страшная тень, хваленный круглый живот обмяк, и складки пустым мешком повисли до колен, щек он своих он больше не видел. Да были ли щеки у этого черепа! Жирный Жаргал стал пуглив, молчалив, но бессовестно, всем своим видом, взывал о жалости.
Однажды почувствовав себя плохо, он вспомнил о ламе, насобирал и круто заварил разные травы и коренья. Он выпил бурлящий и пенистый отвар, глаза у него стали безумными, сердце колотилось так, что слышно было за стеной юрты. Бедняга закружил по белой лунной степи и, промучившись всю ночь, умер на рассвете, оставив драгоценного Толстого Туяна с хищной вдовой, которая проклинала Жирного Жаргала и после смерти.
Но она уже ясно видела, что теперь причины всех ее несчастий скопились в безобразно разжиревшем Толстом Туяне, которого родила безумная Цыцык, когда была Хара Хонин для Жирного Жаргала, начальника ханской отары овец и нескольких рабов.
Люди шепчутся, что дух убитого раба Туругая поселился в ханской юрте и ночами, когда луна заливает степь серебряным сиянием, витает над кочевьями и улусом.
Апрель 1998 года. Новая Заря.
Уодхэ
события XVII века.
Не то, чтобы коня, но и узды-то своей у Уодхэ никогда не было. У него вообще ничего не было, сиротой рос, ел, что подадут, одевал, что дадут. Он обучал диких коней в табунах богатых степняков. Усмирит жеребца, погарцует с месяц, потом снова бродит пешком в рваном тэрлике2, грудь смуглая, нараспашку… Был он оборван и худ, как бродячая собака, но силен и жилист, роста высокого. Обритая голова его была похожа на булыжник, вся в шрамах и шишках, коса черная и жесткая, нос криво приплюснут к землистому булыжнику, глаза раскосые и диковатые.