- И, более того, - рассмеялась она, хлопнув в ладоши, - он был касты певцов.
Действительно, это было еще хуже. Хотя каста Поэтов и Певцов не относилась к категории высших, но она была более престижна, чем, скажем, касты Шорников или Гончаров, которые были с ней одного уровня.
На Горе Певец или Поэт считается ремесленником, создающим свои произведения, как гончар создает посуду, а шорник - седла. Поэты занимали свое место в социальной структуре общества - они воспевали битвы, героев, города, но они пели не только об этом, но и о любви, о жизни, о радости, время от времени напоминали горийцам о одиночестве, о смерти, о том, что нельзя забывать, что они в первую очередь люди.
Чтобы стать певцом, нужен был особый талант, как, впрочем, и для Тарноводов. Поэт здесь, как и на Земле, воспринимался с изрядной долей скептицизма - их считали немного чокнутыми. Но божье благословенье не коснулось их. Ведь роль богов на Горе играли Царствующие Жрецы, а они не вызывали у людей никаких чувств, кроме страха. Люди жили с ними в относительном мире. Они делали празднества в их честь, приносили жертвы, выполняя их требования, но всякий раз, когда это было возможно, о них забывали. Так что вряд ли можно было предположить, что Царствующие Жрецы дарят талант певцу или поэту.
Несмотря на это, певцов и поэтов любили на Горе. Конечно, некоторые поэты тяготились нищетой, на которую их обрекала эта профессия, но в целом считалось, что это самые счастливые люди на планете. Они гордились что поют и в хижинах бедняков и в роскошных дворцах. Их приглашали всюду и они пели везде, хотя в одном месте они получали в награду кусок хлеба, а в другом - горсть золота. Правда, золото поэта быстро переходило к женщинам, которые всегда вились роем вокруг этих беззаботных созданий. И снова у поэта не оставалось ничего, кроме песен.
Нельзя сказать, что поэты на Горе жили зажиточно, но они и не голодали, им не приходилось сжигать одежду своей касты. Многие поэты путешествовали из города в город. Бедность надежно защищала их от грабителей, а счастье - от хищников.
- Каста поэтов - это не так плохо, - сказал я.
- Конечно, - ответила она, - но в Тарне они вне закона.
- О!
- И все же, - продолжала она со счастливой улыбкой, - Андреас, из города в пустыне Тора, проник в Тарну. По его словам, искать песни, - она рассмеялась, - но я думаю, что он пришел, чтобы заглядывать под серебряные маски наших женщин, - она в избытке чувств захлопала в ладоши. - И я первой заметила и позвала его, когда увидела лиру, спрятанную под его серой одеждой и поняла, что он - певец. Я пошла за ним и убедилась, что он в городе больше 10 часов.
- Ну и что? - спросил я, так как уже слышал упоминание о 10 часах.
- Это значит, что те, кто провел в Тарне больше десяти часов, заковываются в цепи и отправляются в поле возделывать землю, пока не умрут.
- Почему же об этом не предупреждают при входе в город?
- Но это глупо. Как же тогда мы будем пополнять число наших рабов.
- Теперь ясно, - сказал я, осознав причины гостеприимства Тарны.
- Я носила серебряную маску, - продолжала девушка, - и моим долгом было доложить властям об этом пришельце. Но я этого не сделала. Мне было очень интересно - ведь я никогда не видела мужчин из других городов. Я пошла за ним, а когда мы остались одни, то окликнула его и рассказала об участи, которая его ждет.
- И что же он сделал?
Она смущенно опустила голову.
- Он снял с меня маску и поцеловал. Я даже не успела позвать на помощь.
Я улыбнулся.
- Я ведь никогда до этого не была в руках мужчины, - сказала она, мужчины тарны не касаются женщин.
Вероятно выражение моего лица удивило ее и она поспешила дать объяснения.
- Вопросами связей мужчин и женщин занимается каста Врачей под наблюдением Высшего Совета Тарны.
- Ясно, - сказал я, хотя мне ничего не стало ясно.
- И все же, - продолжала она, - хотя я была женщиной Тарны и носила серебряную маску, его объятия не были для меня неприятны. - Она взглянула на меня с легкой печалью, - я знаю, что поступила не лучше его, уподобилась животному, не умеющему сдерживать свои инстинкты. И заслуживаю суровой кары.
- Ты сама веришь в это? - спросила я.
- Да, - сказала она, - но все равно, лучше всю жизнь носить камиск и пережить его поцелуй, чем прожить ее под серебряной маской, не испытав этого сладостного ощущения. - Плечи ее опустились и мне захотелось обнять ее, приласкать и утешить. - Я падшая женщина и предала все, что почитается в Тарне превыше всего.
- А что сделали с ним?
- Я спрятала его и помогла выбраться из города, - она вздохнула, - он звал меня с собой, но я не могла.
- Что же ты сделала?
- Когда он был в безопасности, я выполнила свой долг - явилась в Высший Совет Тарны и призналась во всем. Совет решил лишить меня серебряной маски, надеть камиск и ошейник и отправить на Большие Фермы на работы.
Она заплакала.
- Тебе не нужно было являться в Высший Совет.
- Почему? Разве я не виновна?
- Ты ни в чем не виновата.
- Разве любовь не преступление?
- Только у вас в Тарне.
Она рассмеялась.
- Ты совсем, как Андреас.
- А не может ли твой Андреас, не дождавшись тебя, вернуться в город, чтобы тебя найти?
- Нет. Он думает, что я больше не люблю его, - она опустила голову, он уйдет и найдет себе другую женщину, более красивую, чем женщина из Тарны.
- Ты веришь в это?
- Да. Он не вернется в город, так как знает, что за его поступок он будет сослан на шахты, - она вздрогнула, - а может, его отправят в Дом Развлечений.
- Значит, ты думаешь, что он побоится появиться в Тарне.
- Да, он не войдет в город. Он не дурак.
- Что? - воскликнул молодой жизнерадостный голос. - Что может знать девчонка, вроде тебя, о дураках из касты Поэтов?
Линна вскочила на ноги.
Два копья втолкнули в дверь какого-то человека в ярме и в колодках. От их толчка он пролетел через всю комнату и только стена остановила его.
Человек с трудом поднялся и сел.
Это был здоровый, хорошо сложенный парень, с добрыми голубыми глазами и шевелюрой, напоминающей гриву черного тарна.
Он сел на опилки и улыбнулся нам. Улыбка его была радостно-бесстыдной. Он повертел шеей в ярме и щелкнул пальцами.