— Это я. Ты дома?
«В машине. Случилось что-нибудь?»
— Грустно.
«Человеку грустно, когда ему нечем заняться».
— Спорное утверждение, но я бы не возражала заняться с тобой любовью.
«Ты пьяна?»
— Отчасти.
«Я так и понял. Кажется, мы договорились о…»
— Не только ты договаривался со мной об односторонней связи. Только вы все забываете, что я тоже живой человек.
«Все меня не интересуют. Короче, чего ты хочешь?»
— Чтобы ты увез меня хотя бы на эту ночь. Иначе я вскрою себе вены.
В трубке воцарилась тишина.
«Не валяй дурака. Выходи к Новослободской, я подберу».
Она стала одеваться,
— Тварь! Ах, какая же тварь! Подберет он меня. Впрочем, почему бы и нет? Уже подобрал. Черт с ними со всеми! — выбрасывая из шкафа платья, цедила ока сквозь зубы.
Платье выбрала самое вульгарное: с глубоким декольте и разрезом до бедер. Поверх надела норковую шубу вразлет — а'ля путана из «Метрополя».
— Подбирайте! — усмехнулась Светлана, оглядев себя в зеркало.
«Ауди» Аракелова стояла с включенным двигателем у поворота на Селезневскую. Светлана ввалилась в салон, закинула ногу на ногу и закурила.
— И как это называется? — хмыкнул Эдик, направляясь в сторону ЦТРА.
— «Прощай, молодость» называется, — с вызовом ответила она, выпустив струю дыма в его сторону.
Он опустил стекло.
— Рассказывай, — потребовал Аракелов, нахмурившись.
— Захотелось с тобой проститься. Если тебя это не устраивает, можешь меня убить, мне все равно. Больше прошу меня не тревожить, я жить хочу.
— Где, в Шахтерске?
— Не пугай.
— Что же ты там делать станешь, Светик-Семицветик? Райкома-то, чай, уже нет? Да и возраст у тебя, прямо скажем, не комсомольский.
— Свободы хочу! Через пять лет я уже никому…
— Да ты и сейчас никому не нужна, можешь на сей счет не обольщаться, — оборвал он ее и включил сигнал поворота. — У тебя за душой — ноль.
Обжигая пальцы, она погасила полсигареты в пепельнице.
— Ах… вот, значит, как?!.
— Да, милая, да. И ты это сама прекрасно знаешь. Что, бросил тебя твой Пименов?
Она молчала. Слезный ком вдруг подступил к горлу, мешал говорить.
— Твой, — только и смогла выговорить.
— А ты на что надеялась, дурочка? — засмеялся вдруг Эдик. — Если у тебя и есть кто-то постоянный в этой жизни, так это я. Цени, а то разозлюсь ведь.
Они подъехали к гостинице «Северная», где за ФСБ был зарезервирован «люкс» для встреч с агентами. Эдик поставил машину на стоянку.
— Давай-ка пропустим по стопочке в ресторане да пойдем баиньки, да? — он погладил ее по голове, точно маленького ребенка.
Она отшатнулась, хотя прекрасно понимала, что и на этот раз будет так, как он скажет. Но этот раз будет последним. Теперь у нее есть пусть небольшой, но все же свой счет в Швейцарском банке, о котором Аракелов не знает, и она может уехать в любую страну — не все ли равно, где выходить на панель? Едва ли он станет доставать ее и дальше, для него она — эпизод, одна из многих, нужных до тех пор, пока сами изъявляют желание сотрудничать.
Она молча вышла из машины, побрела к ресторану. Швейцар встал было на ее пути, но, увидев Аракелова, отскочил и раскланялся.
Ресторан был полон. Кавказцы, бизнесмены со шлюхами и шпаной в качестве телохранителей задымили зал, вели себя вызывающе шумно; от сплошь уставленных импортным дерьмом столов рябило в глазах. Подошел метрдотель.
— Столик? — справился он подобострастно.
— Коньяк в номер, — приказал Эдик и, подхватив Светлану под руку, повел прочь.
В номере она сняла шубу, рухнула на широкую кровать. Аракелов сел в изголовье, закурил, ожидая, что она сама расскажет о том, что вывело ее сегодня из равновесия.
— Хочешь уехать? — вдруг спросил он.
— Куда, Боже мой?! — проговорила она в подушку. — Туда, где тебя нет?