— Фамилию этого чекиста при тебе не называли? — спросил Севостьянов у Журавлева.
— Нет. Язон его «армяном» назвал.
— Как?
— «Армян». Может, кавказец? Барракуда его до самого дома довел и адрес выяснил. Я так думаю, Язон кончить его прикажет.
— Меньше думай, больше проживешь, — посоветовал Севостьянов.
Прозвише чекиста настораживало. Он вспомнил, что Аракелов внешне был похож на армянина. Да и отчество у него было нерусское — то ли Саркисович, то ли Самвелович… «Можно просто Эдик», — вспомнился первый день их знакомства. Отчества своего Аракелов стеснялся. Севостьянов безвольно опустился в кресло.
— Налей коньяку, — попросил он Рэмбо. — Мне и ему.
— Мне не надо, я за рулем, — отказался Журавль.
Значит, связь Светы с Аракеловым продолжалась? Впрочем, она ведь этого не скрывала. Но до сих пор Севостьянов почему-то надеялся, что она блефует. Если же тот, кого Язон с подачи Барракуды окрестил «армяном», действительно окажется Аракеловым, ему, Севостьянову, хана. Уж Язон-то ее раскрутит на всю катушку. И правда о сотрудничестве с КГБ вылезет наружу. Все, что она выболтала Аракелову о «Руно» и Язоне, будет списано на севостьяновский счет…
Это каюк! Прошлое постучалось в дверь. Язон эту дверь отворит и…
Севостьянов взял стакан с коньяком, выпил мелкими глотками, слыша, как зубы стучат о стекло. «Семь бед — один ответ», — решил он.
— Тебя Язон за мной прислал?
— Разве я не сказал?
— Не сказал.
— При вас с ней говорить хочет, — как-то робко объяснил Журавлев.
Минут пять Севостьянов сидел молча. Потом тяжело встал, подошел к картине на стене. Не таясь, нажал на основание рамы, послышался щелчок, и картина поднялась параллельно полу. За ней оказалась желтая дверца металлического сейфа. Набрав шифр из семи знаков, Севостьянов открыл сейф и отсчитал пять стодолларовых бумажек. Затем медленно, в каком-то сомнамбулическом состоянии проделал все в обратном порядке и бросил деньги на журнальный столик перед Журавлевым.
— Позвони ему… — начал он, но охранник замотал головой.
— Он звонить не велел. Опасается, что Киреева куда-нибудь жучок запрятала, потому и меня прислал.
— Тогда пойди куда-нибудь пообедай, а часика через полтора поезжай обратно. Скажешь ему, что меня дома не нашел. Ясно?
Журавлев кивнул.
— Деньги возьми. Ты их заработал, — тоном, не терпящим возражений, приказал Севостъянов и поторопил охранника: — Давай, давай! Исчезай по-быстрому.
Выпроводив Журавлева, он вернулся в комнату и в упор посмотрел на Рэмбо.
— У тебя надежный человек в Москве найдется?
Рэмбо кивнул. Севостьянов прошелся по комнате, отогнув край занавески, выглянул в окно.
— В общем, так, Рэмбо. Без лишних слов. Делай, что хочешь, но эта баба доехать до Зарайска не должна.
Телохранитель не пошевелился, в раздумье наморщил лоб. Такая постановка вопроса была ему в диковинку, он считал, что в фирме все действуют по единому плану. О конфронтации Севостьянова с Язоном до сих пор знал только Чалый, но и он не был посвящен в истинную причину этих разногласий. Знал, что в свое время Язон прибрал Севостьянова к рукам, заставил работать под своим началом, присвоив львиную долю прибыли под угрозой разоблачения. Знал и о том, что займет место Барракуды, как только Севостьянов сменит Язона. И не задавал лишних вопросов, потому что был профи высшей категории.
Но теперь Чалый был мертв.
— А… Барракуда? — осторожно спросил телохранитель.
Севостьянов оторвался от окна, смерил его тяжелым взглядом.
— Барракуда меня не интересует, — сказал твердо. — Не будет Барракуды — будет Рэмбо. Кирееву убрать!
21
С той минуты, когда Евгений понял, что Киреева никуда не спешит, а скорее, наоборот, тянет время, слежка превратилась в неприятную прогулку, вроде прогулки по тюремному двору: и там, и тут маршрут не зависел от воли «гуляющих». Давно известно, что человек, идущий без цели, в никуда, устает быстрее. Правда, цель у Евгения была, но зависимость от того, что предпримет Киреева в каждую следующую минуту, какой фортель выкинет (вдруг сядет в такси и исчезнет в неизвестном направлении?), создавала нервное напряжение. Он подумал, как, должно быть, устала она — невыспавшаяся, запуганная, загнанная в угол какими-то обстоятельствами.