— Неужто секс был так приятен?
— Порой секс вовсе не необходимость, все зависит от одержимости человека.
Эйхо, рассвирепев, разразилась слезами и отвернулась к окну, вглядываясь в горизонт за темнеющим морем.
Прошло минуты две, прежде чем Рэнсом заговорил:
— Мэри Кэтрин…
— Вы же знаете, что я не еду! Я не дам вам бросить живопись из-за того, что натворила Тайя! Вам не услать меня отсюда, Джон, я нужна вам!
— Вернуть меня к живописи не в вашей власти.
— Да неужели? — Эйхо утерла нос рукавом рыбацкого свитера. Уже немало лет, как она не позволяла себе такого. Потом стянула с себя свитер, тряхнула головой, рассыпая свои пышные волосы. Рэнсом осторожно улыбался, когда она опять посмотрела на него.
— Мы еще не завершили начатое, — напомнила Эйхо. Она подвинулась ближе к нему, так чтобы он смог лучше разглядеть свирепость ее глаз, яркое пламя одержимости. Махнула рукой в сторону своего портрета. — Взгляни, Джон. И еще раз взгляни! Я не просто какое-то там лицо в толпе на тротуаре. Я фигура, я тема, я значу!
Схватив, она поцеловала его, зная, что боль в ушибленной голове не доставит ему особой радости. Только, целуя, не о радости она думала.
— Поладили? — спокойно произнесла Эйхо, отступила на шаг и обхватила руками талию.
Ученик. Учитель. Кто был кем — еще предстояло выяснить. Наверное, смятение и отчаяние, вызванные обретенной связью, теперь насыщали воздух, которым они дышали, могуществом клятвы на крови.
— Ах, Мэри Кэтрин…
— Я спросила вас, мы поладили? Это наша отправная точка? Куда? Когда? Что нам теперь делать, Джон?
Он вздохнул, слегка кивнув. Даже от этого стало больно. Рэнсом слегка тронул шишку на голове.
— Вы непокорный чудный ребенок. Ваше сердце… оно так отличается от моего… Вот что делает вас такой ценной для меня, Мэри Кэтрин. — Рэнсом рассудительно коснулся ее плеча, дважды похлопал по нему.
Прикосновение ей понравилось, слова же она пропустила мимо ушей.
— Давайте я соберу остальные кисти…
Когда молчание грозило превратиться в вечность, Рэнсом заговорил:
— Работа всегда была для меня спасением. Хотел бы я знать, не потому ли ваш Бог и послал мне вас?
— Мы это выясним, — отозвалась Эйхо.
Питер слышал, как один из следователей спросил:
— Насколько близко она добралась до печени?
Женщина, по-видимому, врач приемного отделения, которая накладывала швы, ответила:
— Достаточно близко, чтобы измерить.
Другой следователь, говоривший в нос, как южанин, заметил:
— Ирландцу повезло. Можно с ним теперь переговорить?
— Он не спит.
Полицейские вошли к Питеру в палату. У того, что постарше, видно, уже на пороге пенсии, выпирало брюшко, а нос торчал крючком, как у мраморной статуи древнего римлянина. У молодого, но не такого уж и молодого (лет сорока, прикинул Питер) рыжие волосы весело торчали в беспорядке. Был он симпатичен в своей суровости, что, наверное, притягивало к нему женщин, находивших в этом какое-то виноватое удовольствие. Цинизм прописался у него на лице вроде рубцов от застарелых прыщей.
Он улыбнулся Питеру:
— Как дела, счастливчик?
— В порядке, думаю.
— Фрэнк Тиллери, полиция Кембриджа. А это мой отец-командир Сал Транка.
— Привет.
— Привет.
Показное дружелюбие на Питера впечатления не произвело. Полицейским не понравилось то, что они увидели в квартире архитектора, не понравилось и то, что успели выслушать от Силки. Питер им тоже не понравился.
— Злодейку еще не нашли? — перехватил он инициативу.
Ответил Сал:
— Пока не объявилась. Нож нашли в банке с краской. Семь дюймов, тонкий, такие в старину стилетами называли.
Тиллери оперся о стену и ухмыльнулся, словно лимон жевал:
— Пит, ты не мог бы рассказать нам, чего ради гонялся по нашему городу за маньячкой-убийцей, не уведомив о том нас хотя бы из вежливости?
— Я не при делах. Я… Силки Маккензи разыскивал. Пришел как раз, когда каша заварилась.
— А что тебе от Маккензи надо было? Я повторяю: что-то тут меня не очень убеждает.
— Познакомились с ней… в Нью-Йорке. — Ребра у Питера были перетянуты, дышалось трудно. — Как я вам еще там говорил, выдалось немного свободного времени — дай, думаю, повидаю.
— Она явно с другим парнем сошлась, хозяином квартиры, — заметил Сал. — Билет у тебя в кармане пальто поведал нам, что прилетел ты из Хьюстона вчера утром.