Георгия Самсонова, старшего нашей группы, знали на Красноказарменной как волевого и умного командира. А это было немало в воинской части особого назначения при разведотделе штаба Западного фронта, которую прославили такие, например, командиры, как капитан Владимир Жабо: сводная группа отрядов под его командованием в конце ноября сорок первого уничтожила под Москвой, в поселке Угодский, завод, штаб фашистского армейского корпуса — вместе с его командиром генерал-майором Шроттом. А корпус этот, по плану Гитлера, должен был первым вступить в Москву. Зимой Самсонов командовал отделением в сводном отряде № 1 разведотдела штаба Западного фронта, когда тот был отправлен под Сухиничи для перехода в тыл врага. Положение на этом участке оказалось тревожным: командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге бросил в бой танковый корпус генерала Неринга и десант парашютных войск, чтобы прорваться к своему окруженному в городе Сухиничи гарнизону и деблокировать его. Наше командование решило использовать диверсионно-разведывательный спецотряд, чтобы задержать этот десант. Комсомольцы-добровольцы, возглавляемые капитаном Радцевым и комиссаром Багринцевым, несколько дней сдерживали на участке деревень Попково — Ракитное — Казары озверелый натиск сильного гитлеровского десанта до подхода частей нашей 10-й армии. Гранатами отбивали комсомольцы танковые атаки, забирались в подвалы, отчаянно отстреливались в избах и подвалах, ходили в контратаку. Геройски, по-панфиловски держался «девичий фланг» — отделение девушек под командованием Лели Колесовой. Самсонов уже ходил в тыл врага, нюхал порох, но в такой горячей переделке еще не бывал…
Пал Радцев, убит комиссар Багринцев. Вот поднял взвод в контратаку его командир — капитан Шарый. Он был ранен. Во вторую контратаку комсомольцев повел лейтенант Чернышевич, но и он упал, обливаясь кровью. Командование взводом принял политрук Самсонов, хотя в строю оставались командиры и старше его по званию. Он отменил напрасные контратаки, сохранил остатки отряда, держался, пока не подоспело подкрепление из «Десятки» — 10-й армии генерала Голикова, и вернулся в Москву. В Кремле Михаил Иванович Калинин вручил Шарому, Чернышевичу, командиру группы девушек Леле Колесовой ордена Красного Знамени. Самсонов получил орден Красной Звезды.
— Ты, Витя, никому не говори, — прошептала, помолчав, Надя, — но до чего там, под Сухиничами, страшно было, просто мамочка роди меня обратно! И бомбили нас, и пушки лупили. Лучшие подружки мои — одних немцы убили, другие сами застрелились, чтобы в плен не попасть… Эх, дай закурить!..
Надя глубоко затянулась папиросой «Беломор».
— Чудак Кухарченко, — выпуская дым из ноздрей, с улыбкой сказала Надя, — лечу, говорит, а парашют все не раскрывается. Помоги, говорит, господи! И тут его господь бог поймал за шиворот, да так тряхнул, раскрывая парашют, что все пломбы из зубов повыскакивали! Молодец Лешка. Со смятым парашютом прыгать — не слыхала я о таком… Алка-то, а? Вот уж не думала! Такая серьезная, самостоятельная! Вот вы меня балаболкой считаете… Да я на той сосне висела бы, пока скелетом не стала, а, ей-богу, не пикнула бы…
Я скосил на нее глаза. А ведь верно, не стала бы она кричать. А я? Не знаю, но бормашины у зубного врача я, разведчик и диверсант, так испугался, что не явился на очередной сеанс и улетел в тыл врага с временной пломбой!
— А ты видел, как самолет сделал круг над лесом? — щебетала Надя. — Я парашют собирала, а он огоньки — зеленый и красный — зажег и покачал на прощанье крыльями. Потом улетел, и стало совсем тихо. Тихо стало, темно и, знаешь, скучновато как-то…
Девичий голос затих. Дыхание Нади стало ровным и спокойным. Надя спала.
Я поглядел вокруг, докуривая папиросу. В Москве тыл врага смутно рисовался мне огромным полем отгремевшего боя, усеянным трупами и разбитыми танками, с концлагерями для уцелевших советских граждан, с марширующими полчищами фашистов. А тут лес — пустой, с виду совсем мирный лес.
Где-то далеко — наверное, за лесом — протарахтела короткая пулеметная очередь. И оттого, что рядом стреляет из самого настоящего пулемета самый настоящий фриц, стало невыносимо жутко и весело. Я стал думать о том, что ожидает нас в этом лесу, даже названия которого мы еще не знаем. Кругом — вражеские роты, батальоны, полки. У врага — автоматы и пулеметы, машины и танки, самолеты и собаки. Это страшный враг. Он заставил нашу армию отступить до самой Москвы. А нас — горстка юнцов. На группу — два автомата ППШ, восемь СВТ — полуавтоматов образца 1940 года — и одна «винтовка с секретной «бесшумкой», мин и тола на несколько операций, с десяток финских ножей. Надолго ли хватит у нас боеприпасов и продуктов? Грузовые тюки, сброшенные нам с «Дугласа», уже, возможно, подобраны немцами.