Странный был этот самый Поздняк, все в нем было намешано, накручено, то он выглядел придурком, то мог среди мужиков закатить такую философскую речугу, что любой ахнет. Он хмыкнул вслед Виктору и Еремее и, поняв, что пронесло, занялся своим делом.
Капитан долго звонил в дверь, обитую железом, пока она не растворилась и оттуда высунулось грозное мясистое лицо заправщицы Клавы. Она, еще не видя, кто звонит, рявкнула:
— А ну, отвали!
Но, увидев капитана, осеклась:
— Извиняюсь… Проходите.
Судя по всему, пересменка закончилась, окошко было открыто, и там, спиной к Виктору, сидела худенькая женщина, а низкая, разъевшаяся Клава, на которой все было в обтяжку, а на животе даже сквозь платье видны складки, собрала свою сумку, поставила ее на стул и выжидательно смотрела на Еремею.
— Поговорить надо, — сказал капитан.
Злые глазенки Клавы засуетились:
— О чем же это?.. Да тут недавно обехеэсэс шуровал — фиг что нашли. А теперь-то что?
— Бери свои шмотки, пойдем в машине посидим, — спокойно сказал капитан.
Клава подхватила с вешалки дорогой замшевый пиджак и, подозрительно глянув на Виктора, двинулась к дверям, крикнула напарнице:
— Запри за мной.
Они сели в милицейскую машину. Курить здесь было нельзя, но Еремея закрыл боковое стекло и задымил своей «Шипкой». Голос его внезапно стал мягким:
— С тобой порядок, Клава… Ты помоги нам. Вот тут какая, понимаешь, чуда-юда прошелестела. Электричка последняя у нас из Москвы в двенадцать десять. Стало быть, где-то в половине первого у тебя должен был заправляться мужчина. Белые «Жигули». Помнишь его?
— Да вроде помню, — неуверенно произнесла Клава. — А что?
Виктор понял: она, видно, взяла наличными, а не по талонам, вот этого и боится. Наверное, понял и Еремея, потому сразу спросил:
— А ты женщины с ним не заметила?
Клава наморщила низкий лоб, напряжение спало с ее мясистого лица, она сообразила: нужна не она, а другие.
— Почему же не заметила? — гордо сказала она. — Дамочка ко мне рвалась.
— Как понимать?
— Да к телефону. Пока мужик заправлялся, она просила: дай позвонить. Я ей, конечно… Телефон-то служебный. Сдается, я ее видела прежде, но вспомнить не могу. На ней костюмчик такой. Фирма. Из плащовки. У нас такие были, да мне негодны. Сам видишь — талия…
— Ну-ка, ты нам ее опиши.
Клава опять задумалась.
— Да вроде ничего такого… Хлипкая на вид. Глаза вот злющие. А может, и нет… Это когда я ее послала подальше от телефона, она как зыркнет. Думала, сейчас матюгом запустит, ну, тогда я ей… Отошла. Вернее, мужчина позвал.
— А он какой?
— Так вам что — она или он нужен?
— Нам нужен он, — теперь уж в своей сухой манере сказал Еремея.
— Ишь ты, — криво усмехнулась Клава. — И мне он бы нужен был. Мужик ничего. Я его помню. Он у меня и прежде заправлялся… Улыбчивый, холеный. Если честно, всегда рублевку к талону кинет, что-нибудь приятное скажет. Интеллигентный такой. Не знаю, здешний или нет. Может, дача у него где…
— Особых примет не помнишь?
— А он весь особый. Белокурый такой. А вот глаз темный, лихой. Ну, мой тип, да и только… Ростом не высокий, не низкий. В самый аккурат. Вроде бы научник. У нас их тут сколько. Спортивный малый. Лет-то ему под тридцать. В самом соку… А больше ничего сказать не могу. Ну, заправились они да уехали. У меня ночью-то больше никого не было. Иной раз очередь, а тут никого…
— Номера не запомнила?
— Да я туда и не глядела.
— А имя… Может, женщина его окликала?
— Нет. Не было этого.
— Модель-то у него какая?
— Кажется, шестерка… Точно, шестерка.
— Ну, спасибо тебе, Клава. Только о нашем разговоре не трепи.
— Это я понимаю, понимаю, — обрадованно закивала она и неуклюже стала выбираться из машины.
Виктор с отвращением смотрел ей вслед, потому что живо представил, как Нина умоляла дать позвонить: ведь в это время он уже был дома, и если бы Нина дозвонилась, то «научник», как назвала его Клава, услышав их разговор, скорее всего, не решился бы на такое… Хотя черт его знает! Но отвращение к этой невысокой жирной женщине в дорогом замшевом пиджаке усилилось.
— Ну что же, — вздохнул Еремея. — Поехали дальше… Видал, дела наши какие? Вытяни из этого что… Одна выходит надежда, объявится он еще, тогда Клава опознает, нам позвонит или номер запишет. А если не объявится — ищи ветра в поле. Дело-то вроде всего ничего, а копаться в нем будешь — так на нуле можешь и протоптаться. Снасильничать он не снасильничал, это врачи подтверждают. А все равно сто восьмой пахнет. Это, брат, дело не шутейное. За сто восьмую нас трясут. Лопни, а найди. Ведь по ней восьмерку влепят, как пить дать… Ну, ладно, это заботы районщиков, — будто с облегчением вздохнул он.