Когда к вечеру притих измотанный непогодой лес и над Говорухой протянул первый вальдшнеп, по следу Лобастого на взлобок поднялся матерый. При его появлении Лобастый вскочил на ноги, но, сразу узнав знакомого зверя, спокойно пошел навстречу. Не проявляя ни радости, ни раздражения, звери обошли и обнюхали друг друга, спокойно устроились по своим лежкам.
На рассвете матерый провел Лобастого к осиротевшему логову. Потом они спустились под гору и обошли шиповник, где лежало ободранное и закиданное валежником тело волчицы. Близко к ней они не приближались. Здесь все еще витал еле уловимый, но ужасно устойчивый человеческий запах.
Волки ушли. Только теперь, окончательно убедившись в тщетности своих поисков, матерый, не останавливаясь более и не петляя по лесу, повел Лобастого на первый совместный разбой…
К концу подходило лето. О кровавых делах матерого волка и крупного переярка теперь знали во всех соседних с Шатрами деревнях. Километрах в пятнадцати от Шатров тоже пиратствовал волчий выводок, но разговоров о нем было значительно меньше.
По настоянию колхозников Барсуков и Птицын были вынуждены организовать облаву на волков. Желающих принять в ней участие было много, но в успех ее охотники не верили. Однако убедить колхозников в бесполезности этой затеи они не могли и в лесу все же основательно, хоть и без толку, пошумели.
Расплата за грабеж пришла позже. Настало наконец время, когда осторожности и хитрости хищников с успехом можно было противопоставить знание и охотничье мастерство.
После крепкого утренника, как часто бывает в погожее бабье лето, в обеленные инеем леса заглянуло теплое солнышко. Его косые ласковые лучи, слизнув с еланей и луговин непрошеную белизну осени, уже гонялись за снежными зайчиками в лесной чащобе. Растроганные таким нежданным теплом, березки роняли золотую листву. В полном безветрии на землю медленно, словно нехотя, падали их желтые лепестки.
Внизу, у ручья, в кромке большой светлой елани, с утра царило необычайное оживление. Над останками задранной вчера отставшей от табуна телки беспрестанно перелетали сороки и сойки. Их беспокойная трескотня в утренней тишине леса звучала назойливо. На высокой сосне сидела одинокая ворона и тоже методично, дрыгая хвостом и бесперебойно встряхивая опущенными вниз крыльями, орала, сзывая товарок.
Утром тут опять пировали волки. Туго набив животы и не чувствуя никакой заметной опасности, на дневку звери остались поблизости. Пройдя немного вверх по ручью, они поднялись на крутой солнечный угор и среди кустов можжевельника на полянке, усеянной посиневшими рыжиками, устроились на дневку.
Здесь, на ветерке, их не так одолевали злые осенние мухи, а теплое солнышко пригревало весь день. К вечеру, сползая за противоположный лесистый склон, солнце в последний раз лизнуло острые вершинки можжевельника.
От ключа потянуло прохладой. Лобастого давно мучала жажда, но, разморенный сытостью, он упорно не двигался с места.
Вдруг умиротворенную тишину вечернего леса прорезал громкий призывный голос волчицы. В далеких лесах еще трепетало его непогасшее эхо, а там, на елани, уже зародился новый, срывающийся на высоких тонах, вой молодого волка.
Вскочив с лежек, волки внимательно вслушивались в голоса волчицы и тоскливо скулящего переярка. Непрошеные гости были где-то совсем близко, там, где лежала недоеденная телка. А переярок снова завыл, жалобно и призывно.
Матерый больше не раздумывал. Не отдавая голоса, он спустился в низину и, готовый проучить непрошеных дармоедов, осторожно пошел ручьем к елани. Лобастый хотел было последовать его примеру, но, неожиданно изменив направление, пошел к елани горой. Он был очень встревожен. Лобастому казалось, что он уже когда-то слыхал этот голос волчицы, и отдельные его нотки странно ассоциировались в его звериной памяти с чувством какого-то неопределенного еще страха.
На елани опять пропел беспокойный переярок. Волчица теперь молчала. Это молчание еще больше тревожило и с необъяснимой силой влекло к себе. Надежно укрываясь за мелкой порослью, Лобастый вышел к елани. С высоты лесистого склона елань была видна как на ладони.
Переярка он увидел сразу. Волк сидел в дальней от него кромке, у самого дерева, и смотрел вдоль луга. Очевидно, он что-то слышал. Лобастый заметил и своего матерого напарника, который медленно вышел из ольховых зарослей и теперь, укрываясь островком черемуховых кустов, шел прямо на переярка. Вдруг какое-то еле уловимое движение в кустах черемухи заставило Лобастого припасть к земле.
Одновременно с тем как споткнулся на лугу матерый, из кустов брызнул огонь и громыхнул выстрел. Кинув в стремительном броске, через дыбки, свое мощное тело, Лобастый, заложив хвост, огромными прыжками пошел в гору.