Как-то в морозное декабрьское утро, подходя к кладбищу, на чистой поляне Лобастый увидел следы человека. Простывшая с вечера лыжня доходила почти до самого волчьего следа и, не пересекая его, уходила в сторону леса. Лобастый ушел от нее подальше и кружным путем подошел к кладбищу. Назавтра он снова встретил лыжню, но уже в другом месте. Она подошла незаметно из-за кустов и опять почти к самому его вчерашнему следу. Лобастый снова свернул, но от завтрака не отказался.
Шли дни. Однажды целую ночь валил снег. Утром Лобастый брел к падали, почти не видя своих старых следов, однако с тропы не сбивался.
На этот раз Лобастый не видел подкравшейся из-за кустов и заваленной снегом лыжни. Не уловил он и запаха человека и старательно вываренного в пихтовой хвое железа. Все скрыла предательская пороша.
Перед самой мордой Лобастого из-под его левой передней лапы взвился снежный султан, омерзительно лязгнуло железо и на пальце мертвой хваткой сомкнулись зубастые челюсти капкана.
Метнувшийся в сторону и отдернутый назад внезапно навалившейся тяжестью, Лобастый упал в снег. Вскочил, с отчаянной силой дернул плененную ногу и, волоча за собой тяжелый капкан с привязанным к нему чурбаком, падая и поднимаясь вновь, неуклюже ковыляя на трех лапах, устремился к лесу. Он то беспомощно зарывался мордой в снег, то, крутясь и барахтаясь, пятился, волоча за собой ненавистный груз.
Однако эта безумная пляска продолжалась недолго. Словно поняв свое бессилие, Лобастый запрокинул голову и затих.
Было почти совсем светло, когда до его слуха долетело еле слышное, ритмичное поскрипывание охотничьих лыж. Кромкой поля шел человек.
Шерсть на волчьем загривке вздыбилась. Беспомощный, с плотно прижатыми к затылку ушами, с ощеренной пастью, нелепо распластав в снегу мощное тело, он с тоской и злобой смотрел на приближающегося врага.
Человек, видимо, уже заметил своего пленника. Широко размахивая руками, он легко и споро вспахивал снежную целину. Вот он стащил было с плеч ружье, но тут же снова забросил его за плечи и ходко побежал к Лесу. Негоже было охотнику тратить лишний патрон и напрасно рвать волчью шкуру. Теперь нужна была только увесистая жердина.
Новый отчаянный порыв страха и бессильной злобы охватил Лобастого. Бросившись в сторону и снова беспомощно повалившись в снег, он с ненавистью ринулся на неумолимого врага, зубами схватил железные дуги капкана. Глухо звякнула неподатливая сталь. Острые клыки зверя разжались, и Лобастый в приливе ярости сомкнул челюсти на своей лапе. Не ощущая боли, он единым духом отгрыз плененный капканом палец и, получив неожиданную свободу, не удержавшись на ногах, повалился навзничь.
Завидев неладное, человек уже снова бежал к нему. Он бросил ненужную больше дубинку и, путаясь на ходу в ремне, силился стащить с плеч ружье.
Но Лобастый огромными машистыми скачками уже уходил от своей гибели. Сзади двукратно прогремел гром. По его задней ноге и хребту ударили свинцовые пчелы. Лобастый пошатнулся, лязгнул назад зубами, потом справился и, продолжая скакать, скрылся в пихтовых зарослях…
Барсуков целый день преследовал так глупо и непростительно упущенного им волка. Два раза он находил его лежки и, внимательно изучив оставленные на снегу следы, все больше понимал бесполезность погони. Зверь совсем не заходил в крепи, ложился только на чистых местах и совсем ненадолго, с единственной, видимо, целью — зализать кровоточащие раны.
К вечерним сумеркам Барсуков остановился на крутом берегу большой, умиротворенной до весеннего половодья, реки. Внизу под ним, по белому покрывалу снега, уходила на другой берег ровная и прямая строчка волчьего следа.
За лесистым ежиком тлела светло-желтым холодным светом заря. Подмораживало. Под распахнутую телогрейку пробирался холодок. Стерев с лица шапкой соленые капельки пота, Барсуков еще раз посмотрел на уже потемневшую полоску следа, потом круто развернул показавшиеся ему сильно отяжелевшими лыжи и устало побрел в сторону Шатров.
Разлука
Весь день по Шатрам бродила и неумолчно пиликала засипшая еще со вчерашнего вечера гармошка. Мимо барсуковского дома нестройной ватагой тянулись гололобые новобранцы. Помятые от бессонницы ребята на людях бодрились, отчего вид у них был лихой. Немного поодаль цветастой стайкой переплясывали девчата.
Глядя в окно на сверстников сына, Сашкина мать смахнула слезинку и, не поворачиваясь в комнату, спросила Ивана Александровича.