Наш командир это сразу понял и несколькими меткими словами рассеял сомнения старшего политрука:
– Вы не глядите, что они молоды, мои ребята взялись за оружие не по призыву военкомата, а по призыву сердца!
Полевой еще заметнее повеселел, узнав от нас, что командир нашего не очень грозного десанта – орденоносец, участник зимнего разгрома немцев под Москвой. Лицо у Полевого некрасивое, в складках и морщинах, темное, с несбриваемой черной щетиной на щеках, а глаза умные, проницательные. С жадным интересом, нетерпеливо слушал он наши рассказы о Большой земле. Кухарченко, сияя орденом, живописал свои подвиги, и, по словам его, выходило, что он да еще генерал Рокоссовский – главные герои разгрома немцев под Москвой.
– У нас теперь больше людей, – сказал я Лешке-атаману, – чем было у Робина Гуда! У него было вначале всего две дюжины…
Но Лешка-атаман не слыхивал про героя Шервудского леса.
Наши новые знакомые предложили немедленно разбить общий лагерь. Самое удобное место для лагеря, заявил Аксеныч, на Городище.
– Деревня? – удивился Самсонов.
– Да нет, место такое в лесу.
– Как же! Место нам знакомое, – улыбнулся Гаврюхин. – Лет двадцать с лишком назад, когда мы на кайзеровских немцев ходили, стоял в Городище наш Могилевский партизанский отряд!
Совсем другими глазами посмотрели мы на Гаврюхина, а Надя подтолкнула локтем Щелкунова и съязвила:
– Вот тебе и лаптежники!
До Городища шли точно свадебным шествием – в приподнятом настроении. Кто-то из курпоченковцев даже наигрывал тихонько на неизвестно откуда взявшейся гармошке, а лес кругом замолк, замер, изумленный, испуганный этой дерзостью – переборами партизанской гармони в фашистском тылу.
Городище
1
– Ну и глухомань! – сказал Кухарченко, ступив на Городище. – Комары нас в этой дыре живьем съедят.
Но после рассказа Аксеныча я увидел Городище совсем другими глазами. Картину дорисовало мое пылкое воображение.
Городище затерялось в стороне от человеческого жилья и больших дорог, в вековой дреме, в самом сердце Хачинского леса. Природа оторочила невысокий холм, увенчанный могучим, в три обхвата дубом, валом непролазных кустарников, сплошным частоколом высокого краснолесья, проложила сквозь спутанные дебри у подножья лесной крепости обмелевший ручей с топкими, неверными берегами. И человек воспользовался этим даром природы: в незапамятные времена насыпал он вал вокруг холма, вырыл ров вокруг. Века почти совсем стерли и вал и ров. Человек приходил и уходил из Городища, оставлял после себя едва заметные следы, уничтожаемые временем, дождем и ветром, – еле видные в густой траве стежки, полусгнившие колья и рыжий лапник рухнувшего шалаша, обгорелые поленья и черную плешину на месте давно погасшего костра, осыпавшиеся, заросшие чертополохом землянки.
Отголоски тысячи тайн, эхо тысячелетий витали над спутанными зарослями. Прилесные жители еще помнили экспедицию, которая давным-давно обнаружила здесь кремневые орудия, черепки и другие следы славянского языческого капища…
Многое, верно, повидал, царя над Хачинским лесом, городищенский дуб. Много веков подряд его макушка первой зажигалась, встречая утреннюю зарю, и последней гасла, провожая зарю вечернюю, не раз хлестали по ней молнии.
В древние времена все белорусское Приднепровье было покрыто дремучим лесом, а в урочище на месте Могилева скрывался, по преданию, главарь разбойничьей шайки – грозный атаман по прозвищу Могила, наш предшественник.
Этим краем владели витебские князья, литовские короли, здесь сшибались с литовцами удалые запорожские казаки. Лжедмитрий II зарился с берега Днепра на московский престол. В лесных шалашах православное могилевское братство отправляло службу, запрещенную униатами, колокольным звоном встречали то первых царей Романовых, то поляков. В лосином камзоле въезжал в Могилев рябоватый швед-завоеватель Карл XII, прозванный могилевцами Сатаной – в это нашествие богатый город почти целиком сгорел. В возрожденном Могилеве Екатерина II принимала императора Иосифа II.
Издревле, знать, служило Городище убежищем для бездомных и отважных, неуютным и небезопасным пристанищем для людей, поставленных вне закона. Где-то за опушкой Хачинского леса устанавливалась новая вера – староверы искали укрытия на Городище, устанавливался новый порядок – враги этого нового порядка шли на Городище.