Вообще мне нравится такая работа. Мы можем до двадцати часов в неделю заниматься только просмотром фотографий. Думаю, если бы не мои несчастные глаза, я могла бы отсидеть здесь все двадцать часов за один день. Но я так не делаю. Я выделила себе тридцать минут в каждом часе, чтобы делать гораздо более мрачную работу, на которую у меня должно уходить пятнадцать часов в неделю, чтобы сохранить свою работу: это обзор контекста. Эта работа ужасна. Это ужасно, и именно поэтому нам так хорошо платят.
Я бы сказала, что примерно одна из десяти тысяч фотографий, которые я вижу, действительно расстраивает, и это не просто часть тела или расистское оскорбление, любая реакция на которые уже давно мертва внутри меня. Но потенциал жестокости письменного слова очень велик, и люди бьют им невероятно сильно, а компьютеры гораздо хуже отсеивают этих монстров. Например, слово «негр» настолько контекстуально зависимо, что мне часто приходилось читать целые абзацы, прежде чем я понимала, является ли оно вдохновляющим или расистским.
И еще есть странные фразы, которые мы должны проверять, например, «Энн Коултер», которая используется как действительно мерзкое уничижительное слово, по крайней мере, в 30 процентах случаев. Подростки, как правило, используют несколько ключевых фраз, когда подталкивают друг друга к самоубийству, включая (как тонко) само слово самоубийство, и то огромное количество раз, когда я не удаляла слово самоубийство, заставляло меня думать, что все девочки-подростки больше не просят друг друга убить себя, день за днем, в дождь или солнце. Что иронично, потому что, по моему опыту, в подростковом возрасте тебя и просить не надо.
Но все же мы должны проверять это, потому что вдруг кто-то придет на наш сайт, чтобы рассказать о том, что кто-то желает покончить с собой, или потерях в семье, или нуждается в помощи, чтобы этого не делать?
Жирный – это самое безобидное слово, хотя и оно не доставляет мне удовольствия. Жирный плюс «рыбий» и плюс «кислоты» одобрены для нас программным обеспечением для анализа. Жирный плюс тунец и жирный плюс грудь немного сложнее, потому что они могут как означать абсолютно законные вещи, так и быть отвратительными оскорблениями. Слово жирный, сопровождаемое почти любым другим словом в английском языке, а также используемое для окончания предложения, вероятно, является оскорблением, но оскорбления допускаются, когда направлены на определенные части населения. Например, на Pictey всем разрешено называть президента толстяком. Он действительно толстяк, но как по мне, не очень-то полезно говорить об этом в публичном дискурсе. Я и сама жирная, и мне не очень нравится читать это слово две тысячи раз в неделю, но, с другой стороны, благодаря слову жирный, я очень богатая жирная. Я та, кто может позволить себе много жирного и тунца в лучших суши-ресторанах долины.
Вы не можете назвать молодого человека жирным на pictey.com. В результате многие подростки называют друг друга бочками сала, мешками сала и вообще любыми контейнерами с топленым свиным жиром. Они помечаются пользователями, а я читаю их и решаю, должна ли Сандра Лэнгингем из Саут-Бенда, штат Индиана, видеть такие личные нападки на свой канал в Pictey до конца вечности.
Мое решение всегда – «Нет».
Pictey доступен для скачивания в Apple Store и Google Play в 168 странах. Однажды мы попытались перечислить 168 стран на нашей доске в офисе, и все сорок из нас, вместе взятых, не смогли этого сделать, хотя я, единственная из всех, смогла перечислить все страны постсоветского пространства по часовой стрелке (все всегда забывают Молдову).
В каждой из этих стран есть офис, похожий на наш. В каждом офисе, подобном этому, работают от одного до восьмидесяти человек, носителей языков, которые делают то же, что и я, в течение рабочего дня, хотя только жители Англии, Скандинавии, Японии, Дубая и Штатов получают так же хорошо. В Австралии наши коллеги зарабатывают вдвое меньше, по крайней мере, так нам говорят. В Непале у нас есть офис всего из шести человек, и они зарабатывают десять центов на один заработанный мной доллар. Десять центов! Но если верить переписке между нашими офисами, в Непале нет кибербуллинга. По крайней мере, пока. Если бы я могла делать эту работу, не читая огромного количества кибербуллинга, я бы пошла на сокращение зарплаты. Скромное сокращение зарплаты.
Странная, очень странная у меня работа.
Когда я была ребенком, я вряд ли говорила своим тогда еще не разведенным родителям, что хочу стать специалистом по безопасности и качеству, когда вырасту. Я не говорила им, что хочу весь день сидеть в большом опен-спейс-офисе, с превосходными удобными эргономичными креслами и смотреть на фотографии мошонок и губ уточкой. Я не говорила: «Как хотелось бы найти работу, где я получала бы бесплатную терапию каждую неделю в целях личной безопасности».