Затем в моем Pictey стукнуло уже 250 000 подписчиков, и по мере того, как росла я, рос и Pictey, но в разы быстрее. Моя «ниша», как ее называл директор по развитию и изменениям Pictey, переполнилась. Все новые, более молодые девушки публиковали новые, более гибкие позы йоги, на шелковых лентах в воздухе, на батутах, на веревках для тарзанки, да и делали они вещи, на которые я бы и не замахнулась. Но это не имело значения, потому что к тому времени я уже была в состоянии перерасти свою «нишу». Я не ограничивалась разговорами о йоге, ссылками на уроки медитации или рецептами коктейлей, улучшающих микрофлору кишечника. Мои подписчики хотели видеть все, что я публиковала, до тех пор, пока Майк был каким-то образом вовлечен в это. И на улице ко мне обращались с просьбами писать как можно чаще, два раза в день, три раза. Четыре! Занятия йогой были прекрасны, но у меня больше не было на это времени. В отчаянии я фотографировала свой латте, свою новую палочку для туши, свои поездки и новое приложение для медитации. Но больше всего я писала о Майке.
И именно тогда я начала получать спонсорские деньги.
Раньше компании присылали мне свой особый вид мела для йоги или новый совершенно ненужный реквизит или роскошное кашемировое одеяло, и если мне это нравилось, я использовала все эти штуки, а если нет – я раздавала этот товар своим подписчикам.
Но в социальных сетях все изменилось. Я была совершенно потерянной дурочкой, как мне говорили другие, более опытные инфлюенсеры. Реклама одеяла по цене одеяла! Возмутительно. С тех пор, если мне не платили, я не публиковала это. Высококачественная эспрессо-машина, которую вы видели в моей ленте, принесла мне тысячу баксов за то, что я ее распаковала. Серьги, которые я носила на одной фотографии, обошлись бы моим зрителям в двести долларов, но мне принесли две тысячи. Но самые дорогие товары, бренды, которые выписывали крупные чеки, должны были обязательно фигурировать на фотографиях с Майком.
Майк любил фотографироваться. Он вилял хвостом и буквально визжал, он никогда, никогда не лаял, а иногда он как бы подпрыгивал на всех своих трех прямых лапах, в биомеханике которых я по сей день так и не смогла разобраться. Я всегда говорила компаниям, что если их продукт будет на фотографии с прыгающим Майком, он непременно получит вирусный эффект. И я всегда была права.
С тех пор у меня почти не было времени выступать или вести занятия. Мне платили за то, чтобы я ставила свое имя на вещах, публиковала посты о них, показывала фотографии, писала подписи к ним, делала что угодно, кроме того, почему, собственно, я и начала все это делать. Я продала свою студию йоги и потратила большую часть денег на фотооборудование. Я купила дом в районе, который мне не очень нравился, по той простой причине, что он был очень фотогеничным. Я перестала есть углеводы. Я начала красить волосы. Я повсюду таскала за собой штатив.
А потом, в один из самых мрачных и одиноких моментов в моей жизни, я влюбилась в Такера. Может быть, Такер был совсем немного, только поначалу, способом продвинуть мою карьеру вперед, в тот момент, когда казалось, что проще всего было бы просто остановиться. Может быть, Такер и сам знал это, немного, по-своему. Потому что, когда мы впервые встретились на онлайн-свидании, сообщение о котором я опубликовала всего за десять минут до того, как вошла в бар, он точно знал, кто я и чем занимаюсь. Если бы он не хотел участвовать в этом, он мог бы развернуться и выйти за дверь еще тогда. Но он этого не сделал, совсем наоборот. На самом деле, первое, что он сказал мне, самая первая фраза, которую он произнес, была следующей:
«А ведь я отличный фотограф!»
Вернувшись в гостиницу, где должна была состояться моя свадьба, я распаковала пластиковый пакет с дурацкими продуктами без глютена и очень хорошей бутылкой бурбона. Сегодня вечером мне придется работать в многозадачном режиме – продвигать свой канал Pictey, заедая свои чувства. Что ж, не впервой. В жизни с Такером были свои взлеты и падения, особенно в последние несколько месяцев, когда он начал говорить о том, что Pictey стал слишком важным в моей жизни, и я мол слишком озабочена своим брендом. На это я могу ответить: «Ну и что? Конечно, я беспокоюсь о своем бренде. Это моя работа! Он тоже должен больше заботиться о моем бренде, так как это и часть его бренда тоже».