Без промедленья предавать огню.
И если пламя сотней языков
Взвивалось к небу и, меж туч и дыма,
Плыло, крылам орлиным уподобясь,
Тут высыхали слезы, бодрый взор
Родных и близких, устремляясь ввысь,
Следил, как новый бог вступает в мир
Заоблачных просторов олимпийских.
Сбери в сосуд, из золота литой,
Новопреставленной священный прах,
Чтоб я осиротелыми руками
Хоть что-то ухватил, что я прижать
К груди бы мог, нетерпеливо ждущей
Хотя бы этих горестных объятий.
С в я щ е н н и к
Излишней скорбью обостряешь боль.
Г е р ц о г
Нет, вносишь свет в кромешный мрак страданья.
О, если б я принес хоть горстку пепла
В котомке, как паломник многогрешный,
Босой, в слезах, дорогой утомлен,
К полянке той, где мы тогда расстались.
Там - мертвою - ее держал в руках я
И там же преисполнился надеждой,
Что мне удастся удержать ее
Здесь, на земле. Но нет! Ее не стало.
Вот где я мог бы скорбь увековечить!
В дни радости я думал Храм спасенья
Чудесного воздвигнуть здесь. Художник
Уже наметил мудрою рукой,
Где проложить тропинки и дорожки
Сквозь лес, вкруг скал. Уже обкатан круг,
Где наш король к груди ее прижал,
Все было предусмотрено с любовью,
Но начатого руки не продолжат;
Все прервано, как план моих реформ.
Но памятник я все ж воздвигну там,
Из грузных, необтесанных камней,
Чтоб вновь и вновь паломничать туда.
В кремнистом царстве, сам окаменелый,
Там буду жить, пока следы былого
Великолепья не разрушит время
И, сер и сир, не рухнет замок мой.
Пусть порастет травой заветный круг,
Деревья сучья с встречными скрестят,
Берез плакучих ветви в грунт врастут,
Кустарник превратится в лес мачтовый,
Лохматый мох прильнет к стволам дубов!
Что мне до времени? Ее уж нет,
Чьим ростом исчислять привык я годы.
С в я щ е н н и к
Бежать таинственных приманок жизни,
В бесплодное уйти уединенье
Возможно ль человеку, кто привык
Разумным предаваться увлеченьям;
Тем более, когда нежданный мрак
Тяжелым грузом на тебя налег?
Прочь, с быстротою взмахов орлих крыльев,
Отсюда - в чужедальные края,
Калейдоскопом мира насладиться!
Г е р ц о г
Что делать в чужедальней мне стране,
Когда ее со мною там не будет,
Единственной услады глаз моих?
Что мне холмы и реки, дол и лес,
И эти скалы в их докучной смене,
Когда они одно твердят: а где
Она, кого напрасно ищешь всюду?
К чему мне эта роскошь естества,
Росы алмазы и морская ширь,
Глаголющие: ты ее утратил!
С в я щ е н н и к
Но сколько же откроется глазам!
Г е р ц о г
Лишь юный взор сумел бы мне вернуть
Природы пренебрегнутую прелесть,
Когда мое былое изумленье
Из детских уст нежданно прозвучит.
Вот почему мечтал я города,
Леса, поля, все реки королевства
Объездить с ней - вплоть до морских границ,
Чтоб взор ее, впивающий безбрежность,
С безбрежною любовью наблюдать.
С в я щ е н н и к
Поскольку ты и в дни безбедной жизни,
Великий муж, не предавался неге
Безделия, а ревностно служил,
У трона стоя, многим сотням тысяч,
Усугубив достоинство породы
Своей высоким званьем "человек",
Взываю вкупе я со всем народом
К тебе: мужайся! Предоставь другим
Унынье, изнурившее тебя!
Трудом, радением о благе общем
Померкшей жизни мощь ее верни!
Г е р ц о г
О, как пуста и как постыла жизнь,
Когда она проходит в тусклой смене
Тревог, трудов и сызнова тревог,
И не предвидишь вожделенной цели.
В ней только я и видел эту цель
И радовался, ей гнездо свивая,
Житейский рай, укромный уголок.
Тем я и счастлив был, доступный всем,
Помочь готовый делом и советом.
Ее отец им дорог, думал я.
Они мне благодарны. Как же им
Не полюбить и дочь мою родную!
С в я щ е н н и к
Для томной грусти время истекло!
Совсем другие ждут тебя заботы!
Дерзнуть о них напомнить мне, слуге
Ничтожному? В дни общего разброда
Все взоры на тебя обращены,
В тебе лишь видят силу и оплот.
Г е р ц о г
Лишь тот, кто счастлив, силой наделен,
С в я щ е н н и к
Твои сомненья породила боль
Израненного сердца твоего,
Но мне она вменяет в долг - тебе
Все высказать, как перед ликом бога;
Сказать, что гнев в низах кипит ключом,
А власть в верхах, чуть что, бессильно рухнет.
Немногим это ясно. Но тебе
Куда виднее, чем толпе бесправной.
Без угрызений совести возьми
Кормило власти в руки! Буря зреет!
О родине радея, боль утраты
Смири! Иначе тысячи отцов
Своих детей безвременно лишатся
И тысячи детей отцов своих
Утратят. Плач надрывный матерей
У гулких врат узилищ не умолкнет...
О, принеси - как жертву на алтарь
Отечества - своих мучений бремя!
И все, кого спасти тебе удастся,
К груди твоей отеческой прильнут.
Г е р ц о г
Не призывай из мрачных тайников
Толпы ужасных призраков, которых
Лишь дочь моя умела изгонять
Одной лишь ей дарованною властью.
Нет больше нежной силы, что мои
Заботы в сон блаженный погружала!
Действительность своим тяжелым грузом
Меня грозится раздавить! Прочь, прочь!
Скорее бы покинуть этот мир!
И если мне не лжет твоя одежда,
Веди меня в укромный монастырь,
В монашескую келью. Там, в тиши
Безмолвного затвора, дай покорно
Разлуки мне дождаться с бренной жизнью.
С в я щ е н н и к
Сан не велит препятствовать тебе!
И все же я сказать тебе дерзну:
Ни в гроб ложиться, ни скорбеть над гробом
Не должен доброчестный человек.
Он замыкается в себе и в сердце,
Дивясь тому, потерянное сыщет.
Г е р ц о г
Все то, чем обладал ты, никогда
До гробовой доски нас не покинет.
Сколь бы ни длилось время, день за днем,
Ты чувствуешь всегда отъятый член,
Недостающий телу. В этом - мука!
Кто жизнь разъятую спаять сумеет?
Умершую - кто возвратит мне?
С в я щ е н н и к
Дух! Дух человеческий, что всем владеет,