Анна Богданова.
Внебрачный контракт
Полет
Я умерла в полночь. Если быть совсем точной, то без пяти двенадцать (я еще на часы успела посмотреть – гляжу, двадцать три часа пятьдесят пять минут). Потом – свет фар, визг тормозов – вжик! Трррр! Тсззззззззз! И меня не стало.
Но главное даже не в самом факте моей кончины, а в том, что смерть моя вышла до крайности глупой и несвоевременной.
Впрочем, чему ж тут удивляться? Она была настолько же нелепой и абсурдной, как и вся предшествующая ей жизнь. Обидно! Лишь к тридцати годам, после восьмилетней совместной жизни с распущенным невротиком, после развода с ним, когда я наконец-то поняла, какой именно человек должен быть рядом со мной и чей образ не выдуман мною – он существует на самом деле, – меня постигла трагическая смерть. Только вот где он теперь? Этого я не знала. Через полгода после развода с Геннадием Дубовым, законченным психопатом, меня вдруг осенило: а что, если попытаться найти свою первую любовь? Моего прекрасного, щедрого и немногословного ассирийского принца Варфоломея, в которого я со всей пылкостью и страстностью шестнадцатилетней девчонки влюбилась четырнадцать лет тому назад? Он ведь тоже души во мне не чаял четырнадцать лет назад, в свои восемнадцать. Даже кольцо на память подарил – древнее кольцо с рубином, которому теперь и цены-то нет и которое в его роде передается из поколения в поколение – от жениха к невесте.
По преданию (а именно на основании приложения мидоперсидских источников), перстень этот сам Нин – основатель ассирийского могущества – преподнес своей будущей жене Семирамиде, азиатской завоевательнице и строительнице Вавилона. Засим кольцо было передано сыну Нинию, который, надо сказать, отличался редкостной бесхарактерностью и мягкотелостью и так далее, – затем переходило оно еще к тридцати трем государям; попало к Сарданапалу – тому самому, который предал пламени дворец вместе с собой, дабы не отдаться живым в руки осаждавших его вассалов. И так далее, и тому подобное... Пока не добралось до принца Варфоломея, который, питая к моей персоне самые нежные чувства, не преподнес его мне. Правда, после сего поистине царского подарка на моего любимого обрушились его родственники, чему я была свидетельницей: спрятавшись за дверью на веранде под виноградными шпалерами, я слышала все. Вернее, то, что было сказано на русском языке, но мне и этого хватило. Оказалось, что у Варфоломея уже была невеста – ассирийка по имени Хатшепсут (нечего сказать, странное имя – наверное, ее назвали так в честь египетской царицы, которая с 1525 по 1503 год до нашей эры умудрилась профукать владения Египта в Палестине и Сирии и выходила к подданным, натянув на подбородок чужую бороду, старательно изображая из себя фараона) и что после армии он непременно должен жениться на ней, предварительно подарив ей тот самый перстень, который уже красовался у меня на безымянном пальце левой руки.
– Мужчина привязан за язык! – напористо вразумляла его мать. – С нас хватило Марата! Он женился хоть и на ассирийке, но не из нашего рода. Этой семейке все равно, за кого выдавать своих детей! Лишь бы пристроить! Ты прекрасно знаешь, именно из-за нашего негативного отношения к выбору Марата мы лишили его кольца! Так ты оказался еще хуже! Вон что удумал!
– Обещание свободного – долг! – вторил отец.
– Я ничего не обещал Хатшепсут! Не знаю, о чем вы договаривались с ее родителями! Меня это не касается! Сами женитесь на ней, раз вас за язык привязали! – негодовал мой принц.
– Эта русская девушка – всего-навсего гостья, а наш народ гостеприимный! – шептала мать. – С приходом гостя в дом приходят счастье и радость, но существуют и правила поведения в чужом доме! И первое из них – пришелец не должен вмешиваться в дела семьи.
– Гость не должен слишком долго оставаться в чужом доме!
– Ага! И не должен слишком много пить и есть! – усмехнулся Варфоломей.
– Да! Ходи в гости через день – и ты завоюешь любовь, гласит народная ассирийская поговорка! Тут нет ничего смешного! И ты, Варфик, все равно женишься на Хатшепсут! Мы закажем точно такое же кольцо ювелиру и подарим ей в день помолвки!
– Не выйдет! Я никогда не женюсь на Хатшепсут! У нее уже в пятнадцать лет борода растет! Представляю, в кого она превратится к тому времени, когда я приду из армии!
– Ну и что! Подумаешь, у девочки повышенная растительность! Это не смертельно!
– Хватит! – прогремел глава семейства. – Ты прекрасно знаешь, что наши мужчины женятся только на ассирийках! Это традиция! Нас и так осталось не слишком много!
– Расисты! Я никогда не женюсь на вашей образине!
За дверью перешли с русского на современный ассирийский язык, и понять, о чем говорилось далее, я уж никак не могла, но мне было достаточно и того, что я услышала. Через двадцать минут на веранде появился Варфик и сказал, что любит только меня и будет любить всю оставшуюся жизнь.
– А перстень никогда не снимай с руки. Пусть он напоминает тебе об этом.
Потом я улетела в Москву, мы еще какое-то время переписывались, через месяц Варфоломей навестил меня – он был проездом в Москве, и наша встреча длилась всего два часа... Потом я переехала на новую квартиру, мы потеряли связь друг с другом, и все закончилось: у меня началась своя жизнь, и у Варфика, вероятно, тоже.
И вдруг мне в голову засела мысль отыскать его. Я часто вспоминала своего принца, глядя на кровавый рубин перстня, но о том, чтобы найти его, не думала никогда. А если я разыщу его? Что скажу? Как ответить на вопрос – зачем я его искала? Возможно, Хатшепсут избавилась от повышенной растительности, сделала пару пластических операций и теперь – красавица хоть куда! Может быть, они с Хатшепсут счастливы в браке, и у них много детей – пять мальчиков и пять девочек? А тут я – без всякой видимой причины, как снег на голову! Однако все эти вопросы, хоть и посещали меня, изгонялись самым решительным и беспощадным образом. Я загорелась! Мне приспичило! Да! Вот так вот! В крайнем случае разыщу, посмотрю на него и уеду обратно в Москву! Так думала я месяц тому назад, но поиски мои оказались тщетными – я то нападала на след любимого, то вновь теряла его...
...И все-таки досадно – и жизнь глупая, и смерть глупая, и я сама, наверное, была очень глупая. Хоть бы для разнообразия отход мой в лучший мир мог нести в себе какой-то смысл или быть красивым! К примеру, пала бы я на поле боя или умерла бы на сцене, доиграв до конца свою роль... и вдруг под бурные овации ноги мои подкашиваются, и я, как в замедленной киноленте, плавно опускаюсь на пол без чувств. Или, спасая жизнь другу, я заслоняю его собой и отдаю богу душу на его благодарных руках.
Но нет, все случилось совсем не так! Я спасала не друга, не случайного прохожего, не ребенка и даже не собаку или кошку. Если бы я жила в Америке и, соответственно, там умерла, вне всяких сомнений, мои родственники бы получили приличную денежную премию за мою смерть, как за одну из самых бессмысленных. Я где-то читала, что один мужчина, выключив свет, улегся в постель, закрыл уже глаза, приготовившись увидеть чудесный сон, как в ночную тьму комнаты врезался телефонный звонок. Бедняга схватил с прикроватной тумбочки трубку, крепко сжал ее, но «хелло» сказать не успел, потому что за телефонную трубку принял в темноте лежавший рядом револьвер. Нечаянно нажал на курок, и... его родные получили много денег и, наверное, растерялись на похоронах – они не знали, что им делать: оплакивать покойного или, не скрывая своей радости, веселиться упавшим с неба долларам.
Я же решила спасти ежика. Он сидел на дороге, разделяющей деревню Хаврюшкино, что находится в сорока километрах от Москвы, на две части, а я возвращалась к себе от подруги, которой до полуночи изливала душу о несчастной, неудавшейся любви своей.
Полная луна, словно прожектор, вмонтированный в небо, ярко освещала деревянные домики, белые стволы берез, даже плакучую иву у пруда на окраине и длинные иголки большого, видимо, уже старого ежа на асфальте.
Я подошла к нему вплотную и топнула ногой, надеясь, что он сразу убежит, почувствовав опасность, но мои расчеты не оправдались.
– Ты что, дурачок? Ты что посреди дороги уселся? – спросила я, но ответа, понятно, не услышала. – Иди отсюда! Тебя ведь машина задавит! – крикнула я и принялась прыгать возле него. Он продолжал сидеть. «Упрямый какой! – рассердилась я. – А может, он неживой? – вдруг пришло мне в голову, и я, сев на корточки, дотронулась до его черного кожаного носа – иголки поползли на мордочку – ежик свернулся в клубок. – Он, наверное, глухой и слепой! Не оставлять же его тут!» – и я решила во что бы то ни стало убрать ежа-инвалида с дороги, а потом вынести ему блюдце молока и половинку яблока. От предвкушения кормления слепоглухого ежика тепло наполнило мою душу, и я приступила к ликвидации «старикана» с пустой автотрассы.