— Нет, это просто какой-то чертов антрополог, ученый. Парень, конечно, нарывается. Но, бьюсь об заклад, он не террорист. Один метис приносил от него несколько недель назад письмо — отправить авиапочтой в Англию.
Чарли перевел взгляд на пустую бутылку из-под бренди.
— Может, еще выпить? Вы как? А то я бы достал еще бутылочку. — Однако при этом он даже не пошевелился.
Хейнц, как старший, поднялся, разводя руками.
— До дома путь неблизкий, а уже темнеет. Вы были очень добры, мистер Берн, спасибо за гостеприимство. Ой, вы только не спрашивайте, сколько индейцев мы ожидаем к прибытию в резервацию! — Священник сокрушенно покачал головой. — Та деревня, где мы обнаружили француза, была последней надеждой. Эти индейцы просто не понимают — они не могут ничего понять. Они так и будут сидеть на одном месте, пока не утонут окончательно. Мы пытались достучаться до их сердец историей о потопе. И что вы думаете — они сидели и молча слушали. А потом… потом они просто смеялись в ответ!
Помар сочувственно коснулся плеча старшего коллеги.
— Они понимают историю по-своему. Конечно, со временем индейцы выйдут из дикарства. Они спасутся, когда вода поднимется. И вспомните, святой отец, не все племена такие отсталые.
— Вот почему я не доверяю этому французу! Он их явно разлагает. Иначе с чего бы они так уважали его, в то время как над нами насмехались?
— Да, похоже, ваше путешествие было не из легких, — посочувствовал Чарли, хотя, по правде говоря, все это его мало волновало.
— И как часто такое случается — вы даже представить не можете! — стал жаловаться Хейнц, набрасываясь на воспоминания о неудачах, словно собака на потерянную кость. — Сначала тебе кажется, что ты достиг успеха. Находишь подходящего человека в племени, ублажаешь, возвышаешь, рассчитываешь на него. А потом он предает твое доверие. Обучаешь кнутом и пряником — и взамен лишь осмеяние нравственных норм. А ведь индейцы шемахоя ничем не хуже других племен. Они не пытались применить против нас силу и вели себя довольно смирно. Только вот при этом — прискорбно безразлично. Разговора, собственно говоря, не получилось. Между тем этот француз мог помочь нам. Однако вместо этого он стал почему-то возмущаться и, в конце концов, отказался. И не давал нам своего переводчика. Когда же мы попытались урезонить его, объяснив, как важно спасти этих людей, переместив в резервации, он только уставился на нас, как слепой, и, щелкнув своим магнитофоном, выдал какой-то вздор на французском языке. Какая-то там поэзия, сказал он. На самом деле, все это чушь собачья, а не поэзия. Там концы с концами не связать. Может, это у него навязчивая идея, поэзия… Именно она и привела его к дикарям.
— По крайней мере, святой отец, мы бросили семя. Господь присмотрит за всходами. Поверьте, все эти индейцы потянутся как миленькие, когда им понадобится наша помощь.
— Дамба присмотрит за ними, — рассмеялся Чарли. — Господь тут ни при чем. Дайте недельку-другую — и все увидят, что выхода нет. Все увидят — даже ваши с вывихнутыми мозгами индейцы, — когда им промочит ноги как следует.
Ночное небо было усеяно звездами, а кое-где затянуто причудливыми, похожими на огромных китов облаками. Чарли и Жоржи брели к строениям с навесами, что располагались на порядочном расстоянии от крытых жестью домов комплекса, где обитала прислуга Жоржи. Оба они, Жоржи и его крепко подвыпивший начальник, держали в руках по факелу, освещая раскисшую от дождя дорогу. Чарли прихватил с собой еще и револьвер, на всякий случай.
Керосиновые светильники мерцали над дверями, освещая вход в кафе и пару крошечных хижинок.
— Ишь, как их проняло наше электричество. Прямо второй штаб здесь устроили, — пробормотал Чарли, ставший более чувствительным к темноте после визита капитана.
— Существует некая иерархия света, Чарли. Мы пользуемся электричеством, те, кто ниже нас, — керосиновыми лампами. А те, кто под ними, довольствуются светом от костра и от звезд.
Они шли прямиком к кафе — шаткому строению с жалюзи на окнах, заключавшему в своих ненадежных стенах двенадцать столиков, а также кухоньку на заднем дворе и лестницу, ведущую в спальню над главным помещением. Спальня напоминала коробку из-под обуви, заброшенную на шкаф.
Двое рабочих из людей Жоржи молча сидели за пивом. За соседним столиком мулатка с окоченелым видом засыпала рядом со своей подружкой-индианкой. Высморкавшись, Чарли ощутил следы «Ланка Парфюм»: в горячем влажном воздухе еще пахло эфиром.
Они с Жоржи уселись за свободный столик. Стройный и невозмутимый мальчуган-индеец с раскосыми глазами притащил им кружки с холодным пивом. Должно быть, достав их из какого-нибудь спрятанного в погребе керосинового холодильника. Они закурили.