— Ладно. Мне очень интересно, что от тебя за тонкий аромат? Не пойми неправильно. Я бы не стал спрашивать так просто. Это профессиональный интерес.
— Запахи природы. Та хрень на ацетоне мешает чувствовать. А эти — нет.
— И что же ты чувствуешь?
— Сомнения. Ты в нерешительности. Я на девять лет тебя младше. Но и отойти не хочешь.
Мы идем по вечерней набережной. Фонари прячутся в зелени лип.
— Все не просто, — начинает Олег. Останавливается, его руки на моей талии.
— Я тебя люблю. Можешь не отвечать. Теперь делай с этим, что хочешь. Вот, сказал.
Я чувствую дрожь в его теле. Как можно на первом официальном свидании признаваться в любви? И что мне ему отвечать? А я?
— Олег, это первое свидание. А погулять? — я стараюсь скрыть смущение за шутками.
— Это не все. Я чувствую зависимость. Ты поймешь, о чем я. И на курсе и на кафедре уйма девушек, мечтающих оказаться рядом. Но там я решаю, что делать. А здесь ничего не могу. Мне интересно с тобой, хорошо просто быть рядом. Это непривычно. Я же весь такой самостоятельный, обеспеченный, перспективный. Долго думал, говорить тебе это или нет. Сказал.
— Сказал, значит, доверился. Я еще подросток, по сути. В голове любая каша может возникнуть. Смесь эмоций.
— Как-то ты очень хорошо с ними управляешься.
— Нет, не хорошо. С трудом. — Я смотрю в глаза снизу вверх. Высокий, крепкий парень. Правильное воспитание. Молодой ученый. Интеллектуальная элита в будущем. Мы в ответе за тех, кого приручили. Еще дед Егор говорил, что древние психотехники превращения диких животных в домашних в древности были доступны только женщинам. С мужчинами также? Я вижу потоки энергии в его теле. Очень волнуется! Боится быть отверженным. Вижу точки, просто тронув которые можно погасить, а можно и усилить его чувства до безумия.
— В любом случае, мы дружим. Я тебя не оттолкну. А впереди всегда пропасть неизвестности. Сам идешь или поток несет. — Я поднимаю руку. Большой и безымянный пальцы соединены. Кончиками указательного и среднего пальцев провожу под ухом и вниз к шее. Дрожь уже крупная. Он выдыхает в сторону. Я оплетаю шею руками. Его властные губы врываются в меня. Мир перестал существовать. Мы слились. Теперь дрожь во мне. Так всегда бывает, когда энергия уходит. Он хотел отдать мне свою, я приняла ее. Теперь позволяю брать мою. Внизу живота разлилось тепло. Он крепко прижал к себе, набухшая плоть не вызывает страха. Наоборот, разум затмевается. Как мешают эти условности! Я бы разрешила отдать мне все, что у него есть. Прямо здесь. Но из этого безумия надо выйти. Отрываюсь.
Я кладу голову на его грудь. До плеча мне не достать. Первый поцелуй совсем не как в кино. Как им выдержки хватает? Поцеловались и разошлись. А потом неврозы у обоих. Я улыбаюсь ему.
— Что ты со мной делаешь? — выдыхает Олег.
— Даю то, чего тебе не хватает. А взять негде.
— Поехали ко мне в гости? — он собой не управляет.
— Олежек, мне надо с собой совладать. Сам знаешь, я — особа трезвомыслящая.
— Ага. Зато я теперь не очень.
— Ничего. Все приведем в гармонию.
— Обещаешь?
— А куда деваться?
У подъезда мы целуемся еще. Не так безумно. Дома мама хитро глядит. Но я ничего не рассказываю. Самой впору успокоиться.
Новая жизнь нахлынула бурно и на всех сразу. Моя учеба началась с колхоза. Олега тоже услали старшим на картошку. Хорошо, маме не надо никуда ехать. Последний курс не посылают. А нас посадили на автобус и привезли в деревню. Олег передал мне ватное одеяло и мешок еды.
Утром подъем в семь. Завтрак в колхозной столовой до восьми. Там всегда рисовая каша. Правда, вкусная. Днем обед привозят в поле. Мы слезаем с картофелеуборочных комбайнов и садимся на пожухлую траву вместе с мужиками. Дают суп густой, с мясом. На второе плов или тушеная картошка, куда мяса тоже не жалеют. А вот с ужином беда. Его нет. Колхозники после работы едят дома. А нам приходится крутиться. После разборок с председателем нам выделили ежедневно ведро молока и привезли несколько мешков картошки. Теперь мы ее жарим, варим, печем. На курсе трое мальчиков и семнадцать девочек. На первой неделе заболела половина курса. Осталось два мальчика и девять девчонок. Городские непривычны к работе. Я еще держусь. Вскоре нас сняли с картошки и отправили по окрестным детским садикам, школам и конторам оформлять стенды, плакаты и прочую агитацию. Из старой школы без окон переселили по домам поближе к местам работ. Я живу еще с тремя в одной комнате.
Мы с девочкой Настей отправлены в столовую писать и рисовать. Писать надо пером и тушью. Несколько стендов с меню, санитарными правилами и еще чем-то. А рисовать — расписать стену, чтоб глаз пейзан радовала во время поглощения рисовой каши. Председатель привез по списку нужные материалы. Настя приступила к моему обучению. Из ДВП выпиливаешь будущий планшет. По краям набиваем рейки. Потом грунтовка водоэмульсионной краской в два слоя. Теперь пером-звездочкой чуть царапаются невидимые линии для текста. Перо ниткой приматываем к карандашам. Набираем черную тушь. Или коричневую гуашь. У меня сначала не получается. Но упорство берет свое. Очень медленно, но пригодно я выдаю текст. Сверху кроем лаком. После третьего планшета появилась уверенность и твердость руки. Написали, заодно, и для конторы.