й мушкетёр с удивлением для себя обнаружил, что повешение было лишь инсценировкой, на самом деле он сбежал из Берри вместе с Анной. Во втором фанфике граф сам отвёл её в лесную чащу, сказав друзьям и Винтеру с палачом, что самолично хочет завершить своё семейное дело - казнив жену... и отпустил, чувствуя, что во второй раз убить по-прежнему любимую женщину у него рука не поднимется. Большим открытием для него явилось то, что у него с Анной есть дочь, с которой она бежала в другую страну, заставив перед этим солгать Рошфора графу де Ла Фер о своей собственной насильственной смерти. Фанфик не был дописан, поэтому Оливье не знал, как поведёт себя, встретив супругу живой и невредимой, что непременно должно случиться. Но, когда Оливье дочитал остальные главы, пролистав страничку ниже, его взор привлёк один развёрнутый отзыв: «Врёт граф. Не было у сеньоров полномочий вершить суд на своей земле, на свой лад. Во-первых, все случаи, подлежащие смертной казни, выведены из юрисдикции сеньорального суда и подлежали суду королевскому, называясь „Королевский случай“. См. Кутюмы Бовези, вещь хрестоматийная, XIII век. Граф мог лишь председательствовать в суде и получать пошлины, но он не мог судить и уж тем более выносить приговоры, а также приводить их в исполнение самолично. У него не было полномочий палача. В те времена людей, занимающихся подобным ремеслом, сторонились как прокажённых. На рынке, если палачу угодно было купить продуктов, он брал с собой специальную палочку - указывал ею, что ему нужно, потому что люди брезговали передавать что-то палачу из рук в руки. Хотя часто им продукты отпускали просто так, предпочитая не брать денег, которые уплачены за пролитую кровь. Судьёй же может быть только человек с высшим юридическим образованием. Граф де Ла Фер юрфак в беррийском универе заканчивал? А университеты там хорошие... Согласно элементарной аксиоме, никто не может быть судьёй в своём деле. Всё равно, что я сына приговорю к исправительной колонии за неуспеваемость в ВУЗе. Ну, граф же у нас чтец и жнец, и на дуде игрец, как говорится. Один за всех. Сам себе что-то домыслил, сам осудил и приговор вынес, сам в исполнение привёл, и фиолетово, что для дворян считалось позорным опуститься до ремесла палача. Ещё бы, легко судить обвиняемую, когда она в отключке и не может дать показаний в свою защиту». Оливье считывал текст с монитора ноутбука, но мужчину всего трясло, будто кто вылил на него ведро ледяной воды. «Так что граф сам беглый преступник, а ещё смеет в чём-то жену обвинять. Ничем не отличается от палача, заклеймившего Анну - без всякого на то права и без приговора суда, по личным мотивам (желая отомстить), когда ей было четырнадцать. Якобы, это „воздаяние“ за совращение невинного аки агнец - братца. Ну, умора! Монастырская послушница, воспитываемая в монастыре - не воровском притоне или борделе, не имеющая перед глазами наглядной модели взаимоотношений между полами, - и вдруг мужика на десять лет старше себя в постель затащила, а бедолага за ней - как козлик на верёвочке, что-то там бессвязно блеет, но эта злобная бестия его мольбам не вняла! Да и то, что священник предпочёл перепродать украденное, а не заработать эти деньги или не занять у брата, многое о нём может сказать... Видать, не шибко наш святоша - детьми совращаемый - в своей вере твёрд, если его так легко сбить с пути истинного. Захотел бы - перевёлся в мужской монастырь, где юные отроковицы его от служения богу отвлекать не будут, хотя не факт - найдутся отроки, содомию никто и ничто не исключает. И, в случае разоблачения связи священника и какого-нибудь отрока, вспыхнул бы скандал, как при папстве Бенедикта XVI, когда всплыли случаи растления двенадцатилетних мальчиков святыми отцами католической церкви. Хотя, откуда мне знать, эти мальчики и девочки такие распутные... *сарказм* Что особенно смешно, любой из самых фантастических перлов Дюма, - причём юридический с повешением - самый жаркий из всех, - выдаётся за истину последней инстанции только потому, что так автор сказал. А всякие адепты и адептки любой перл в канон возводят. И никого не смущает, что кутюмам Бовези к тому времени было уже четыре столетия. Видно, сам Дюма при написании матчастью себя не утруждал, как и не парился по этому поводу его консультант Огюст Маке. Титульный титульному не судья, поскольку, пока развода нет, Анна остаётся графиней и женой своего мужа, имеющего над ней имущественное и сексуальное право - но никак не судебное. Ниже привожу ссылки, которые очень могут помочь Вам в написании. Желаю удачи, а фанфик очень красочный и атмосферный. Читать было одно удовольствие». С трудом преодолев дрожь в руках, Атос перешёл по ссылкам и на изучение содержания каждой потратил около часа, благо их было всего три. Чем глубже граф изучал материалы, тем сильнее невидимая стальная рука сжимала горло и слёзы сами собой застилали глаза, и Оливье всё вокруг него виделось расплывчато сквозь их пелену. Исчезни у него почва из-под ног, он и в половину не ощутил бы себя разбитым, уничтоженным и потерянным, как сейчас. «Создатель хотел придать моему образу больше трагической романтики и привлекательности в глазах сердобольного и впечатлительно-сострадательного женского населения... хотел окружить меня ореолом страдальца, тогда как я убийца и палач!» - страшнее раскалённого в огне железа Оливье жгла эта новая для него мысль и собственная совесть. Молодой мужчина - до скончания веков обречённый на участь «фапабельного и страдающего красавчика из канона» для толп восторженных фанаток с бурлящими гормонами, - раз сто успел проклясть самого себя и то чёртово дерево, повешение, июльскую охоту... Он не понимал, как мог Создатель трилогии пренебречь матчастью и допустить столь грубый юридический ляп, повлекший для него и Анны лишь череду горечи, боли и страданий. «Мне надо было поговорить с ней тогда, я должен был это сделать и постараться хотя бы понять!.. Палач не имел права отмечать её лилией, которой клеймили государственных преступников и изменников короне, а я едва не убил Анну за то, в чём не было её вины! Я ведь даже не попытался узнать правду... Верёвку на шею - вот и всё разбирательство!» - чем больше Оливье узнавал о том, что было в информации по ссылкам, тем больше омрачалось его лицо, а нервная дрожь возобладала над телом. Руки его тряслись как у пьяницы с пятидесятилетним стажем, губы дрожали. Закрыв крышку ноута, Оливье отшвырнул устройство от себя к подушкам, будто ядовитую змею, бессильно упал на диван и устремил в потолок лишённый какой бы то ни было искорки жизни, взгляд. Всё, что испытывал мужчина сейчас, было ощущение холодной и скользкой пустоты в животе и груди, будто сковало всё его существо вечным льдом, и кровь в жилах Оливье стыла. Не хотелось ничего. С того самого часа, как вышла в свет книга, а потом и появился фэндом в двадцать первом веке, Оливье нравилось купаться в лучах обожания поклонников и считать себя безукоризненным, но случайно открывшаяся жестокая действительность разрушила в прах его прежние иллюзии и не оставила от них даже обломков. «Преступник, негодяй, убийца, - в мыслях клеймил он этими словами самого себя, - а столько веков люди, напрочь лишённые зачатков критического мышления, возводили меня в ранг святых и благородных страдальцев! Наверно, Анна окончательно повредилась рассудком, раз после всего не бросила меня на улице, хотя она вполне могла бы проникнуться только к одному Раулю, ведь у неё самой ребёнок... Не удивлюсь, если она терпит моё присутствие только лишь потому, что ей не хочется травмировать моего сына, а меня дух не переносит. Да, какой же беспринципной и подлой гадиной стремятся выставить Анну, тогда как вдали от канона она очень добрый и открытый, искренний человек, к тому же бескорыстный!» Пропитываясь насквозь ядом ненависти и презрения к самому себе, Оливье отрешённо глядел в потолок сквозь полу разомкнутые веки, в мыслях своих сожалея о невозможности раствориться в воздухе до последней частицы или исчезнуть. Начавшая затягиваться старая рана принялась кровоточить с новой силой, и графу нравилось растр