ерл в канон возводят. И никого не смущает, что кутюмам Бовези к тому времени было уже четыре столетия. Видно, сам Дюма при написании матчастью себя не утруждал, как и не парился по этому поводу его консультант Огюст Маке. Титульный титульному не судья, поскольку, пока развода нет, Анна остаётся графиней и женой своего мужа, имеющего над ней имущественное и сексуальное право - но никак не судебное. Ниже привожу ссылки, которые очень могут помочь Вам в написании. Желаю удачи, а фанфик очень красочный и атмосферный. Читать было одно удовольствие». С трудом преодолев дрожь в руках, Атос перешёл по ссылкам и на изучение содержания каждой потратил около часа, благо их было всего три. Чем глубже граф изучал материалы, тем сильнее невидимая стальная рука сжимала горло и слёзы сами собой застилали глаза, и Оливье всё вокруг него виделось расплывчато сквозь их пелену. Исчезни у него почва из-под ног, он и в половину не ощутил бы себя разбитым, уничтоженным и потерянным, как сейчас. «Создатель хотел придать моему образу больше трагической романтики и привлекательности в глазах сердобольного и впечатлительно-сострадательного женского населения... хотел окружить меня ореолом страдальца, тогда как я убийца и палач!» - страшнее раскалённого в огне железа Оливье жгла эта новая для него мысль и собственная совесть. Молодой мужчина - до скончания веков обречённый на участь «фапабельного и страдающего красавчика из канона» для толп восторженных фанаток с бурлящими гормонами, - раз сто успел проклясть самого себя и то чёртово дерево, повешение, июльскую охоту... Он не понимал, как мог Создатель трилогии пренебречь матчастью и допустить столь грубый юридический ляп, повлекший для него и Анны лишь череду горечи, боли и страданий. «Мне надо было поговорить с ней тогда, я должен был это сделать и постараться хотя бы понять!.. Палач не имел права отмечать её лилией, которой клеймили государственных преступников и изменников короне, а я едва не убил Анну за то, в чём не было её вины! Я ведь даже не попытался узнать правду... Верёвку на шею - вот и всё разбирательство!» - чем больше Оливье узнавал о том, что было в информации по ссылкам, тем больше омрачалось его лицо, а нервная дрожь возобладала над телом. Руки его тряслись как у пьяницы с пятидесятилетним стажем, губы дрожали. Закрыв крышку ноута, Оливье отшвырнул устройство от себя к подушкам, будто ядовитую змею, бессильно упал на диван и устремил в потолок лишённый какой бы то ни было искорки жизни, взгляд. Всё, что испытывал мужчина сейчас, было ощущение холодной и скользкой пустоты в животе и груди, будто сковало всё его существо вечным льдом, и кровь в жилах Оливье стыла. Не хотелось ничего. С того самого часа, как вышла в свет книга, а потом и появился фэндом в двадцать первом веке, Оливье нравилось купаться в лучах обожания поклонников и считать себя безукоризненным, но случайно открывшаяся жестокая действительность разрушила в прах его прежние иллюзии и не оставила от них даже обломков. «Преступник, негодяй, убийца, - в мыслях клеймил он этими словами самого себя, - а столько веков люди, напрочь лишённые зачатков критического мышления, возводили меня в ранг святых и благородных страдальцев! Наверно, Анна окончательно повредилась рассудком, раз после всего не бросила меня на улице, хотя она вполне могла бы проникнуться только к одному Раулю, ведь у неё самой ребёнок... Не удивлюсь, если она терпит моё присутствие только лишь потому, что ей не хочется травмировать моего сына, а меня дух не переносит. Да, какой же беспринципной и подлой гадиной стремятся выставить Анну, тогда как вдали от канона она очень добрый и открытый, искренний человек, к тому же бескорыстный!» Пропитываясь насквозь ядом ненависти и презрения к самому себе, Оливье отрешённо глядел в потолок сквозь полу разомкнутые веки, в мыслях своих сожалея о невозможности раствориться в воздухе до последней частицы или исчезнуть. Начавшая затягиваться старая рана принялась кровоточить с новой силой, и графу нравилось растравлять свою рану, нравилось взращивать в душе ненависть и жгучее презрение к себе, вскрывать старые нарывы. Неизвестно, сколько бы ещё глубоко подавленный бывший мушкетёр лежал на диване, предаваясь чёрной меланхолии, не приди домой от де Пейраков Анна и Джонни с Раулем. - Оливье, мы дома! - оповестил мужчину о том, что он дома не один, звонкий голос графини. - Что-то подозрительно тихо, - пробормотала Анна, закрыв на ключ входную дверь и разувшись. Дети последовали её примеру и проскользнули в гостиную, куда прошла за ними сама Анна. - Хэй, я к кому обращаюсь? - немного капризно Анна надула губы, уперев руки в бёдра. - Папа, папа! - Рауль, присев рядом с отцом, погладил его по руке. - Что-то плохое случилось? - участливо спросил мальчик, но отец всего лишь закрыл глаза и покачал головой. - Граф, что-то вы хандрите, - заметил растерянно Джон, присев рядом с графом, но по другую от Рауля сторону. Но Оливье будто оглох и онемел, не говоря ни слова, и даже не замечая, какое тревожно-непонимающее выражение приобрело лицо его жены, подошедшей к дивану и опустившейся на пол. - Оливье, мне странно видеть это. С вами всё хорошо? - но ответом на вопрос Анне был кивок головы супруга. - Вы не заболели, часом? - тыльной стороной ладони она ощупала его лоб и щёки. Не ограничившись этим, женщина проверила и его пульс. - Пульс в норме, температуры у вас нет, скорее вы холодны как лёд. Граф, если вы дурно чувствуете себя, не стесняйтесь об этом сказать - у меня в аптечке многое найдётся, врача вам вызовем... - Не надо врача, миледи, - вырвались у него еле слышные отрешённые слова, - врач мне не нужен, да и не поможет, ибо страдает не тело - мой недуг иного рода... Помрачневшая, Анна лишь ценой усилий сохранила привычное хладнокровие. - Дети, оставьте меня и Оливье одних, идите, у себя в комнате поиграйте, - велела она им ласково, но не без родительской властности, мягко улыбнувшись, и Рауль с Джонни покинули гостиную, поднявшись к себе в комнату. - А теперь, граф, когда никто не может нас подслушать, - миледи указала кивком головы в сторону лестницы, - поведайте мне о вашем недуге, как вы сказали, иного рода. Оливье вяло встал с дивана, поднял жену с пола за плечи и усадил на то место, где лежал сам, и вручил ей ноутбук, выведя его из «спящего режима». - Граф, неужели вам левые маскулисты все мозги проели? Говорила я, не лезьте вы к ним в их антиженские паблики, посвящённые «бабскому мировому заговору и борьбе за права угнетённых мужчин». Совсем свою психику не бережёте, - с мягкой укоризной выговаривала ему Анна, слегка улыбнувшись. - Был я в этих пабликах, миледи, но не это меня тяготит. Слишком ничтожен повод для переживаний - поехавшие маскулятки, мечтающие о многочисленных привилегиях, но не желающие брать на себя ответственность. Уж лучше к феминисткам, коих они так поносить горазды... - Стоп-стоп! - прервала его миледи резким восклицанием, столь ясно свидетельствовавшим о её шоке. - Вы были в фэм-пабликах? - Да, Анна, и там мне понравилось больше. Не поверите, нашёл там вас, «Миледъ». - От Оливье не укрылось, как покраснела и смутилась Анна, успевшая понять, что муж спалил её ник в социальных сетях. - По крайней мере, столь ненавидимые всякими «альтернативно одарёнными» феминистки придерживаются достойной и гуманной идеологии, что каждый человек имеет право на защиту своих законных интересов и уважение - как к нему, так и к его личности, - независимо от пола и возраста с расой и социальным положением. Даже статьи в этих пабликах читал. В отличие от МД-шников, только способных всех и всё отходами поливать, феминистки хоть что-то делают для изменения ситуации к лучшему: поддерживают направленные против жестокостей петиции и сами их создают, посылают деньги попавшим в сложную ситуацию, помогают жертвам насилия... - Но что же вас вогнало в такую тоску? - не понимала молодая женщина. - Опять нарвались на своих оголтелых фанаток с избирательной моралью и гибкими принципами, возомнившими себя «фэндомными санитарами и носителями Слова Канонного», насаждающими окружающим свой канон - взя