ый из головы? - Я уже почти научился не обращать внимания. Больно много чести для учащих честности и неподкупности взяточников - образно говоря, вместе со сьюшкоплодячками. Что-то аффтарессы не стремятся сами брать пример со своих нежных и трепетных как фиалки воплощений, которые они мне в койку подсовывают, пребывая в святой и непоколебимой уверенности, что я бы мог увлечься раболепствующей картонкой. Про их обрывочные знания матчасти я вообще молчу... Миледи, мне порой хочется выколоть вилкой свои глаза. - Так вам снова досаждают мастурбирующие на ваш светлый образ фанатки? - Миледи, что за вульгарность?! - вспыхнул мужчина, уловивший в новом для него слове далеко не целомудренный оттенок. Да какой там оттенок - оттенище... - Всего лишь называю вещи своими именами, - ничуть не смутилась графиня попыткой мужа её воспитывать. - Снова отъяоили с вашими друзьями, испохабив вашу дружбу? Пэйринговали с Раулем или Джонни? - Снова мимо, Анна, - с грустной ухмылкой безапелляционно объявил граф. - Оливье, хватит уже со мной в «тепло-холодно» играть! - заговорило в миледи раздражение. - Говорите начистоту, вам же проще, - добавила она кротко. - Даже не знаю, - Оливье нервно мерил шагами гостиную, обхватив голову руками, лишь с его побелевших губ срывались адресованные ему самому проклятия. - Граф де Ла Фер, по-человечески мне нельзя сказать, что случилось? - лишь усилием воли молодая женщина поборола в себе нервозность. - Случилось, мадам, - Оливье вдруг резко выхватил ноутбук жены из её рук и перешёл на вкладку с фанфиком, где как раз и узрел столь жестоко развеявший его иллюзии отзыв. - Случилось. Такое случилось, из-за чего я себя ненавижу! - едва не выронив ноутбук, но поймав его благодаря скорости реакции, Атос счёл вполне благоразумным отдать устройство законной владелице, не сводящей с него потрясённого взгляда - столь пристального, что у мужчины зародились сомнения, не подозревает ли графиня отсутствие у него рассудка? Между тем, Анна спокойненько уткнулась в монитор своего ноутбука и бегло просмотрела отзыв вместе с тремя вкладками. Оливье, не прерывая вдумчивого молчания жены, медленно расхаживал по комнате, изредка возводя глаза к потолку, но это не помогало ему успокоиться. - Прочитала я всё, что вас довело до такого состояния, - закрыв крышку ноутбука, Анна положила устройство на журнальный столик. - Я тоже была на этом форуме, где позже зарегистрировалась с Татьяной Алексеевной, так что ваше неприятное открытие - для меня год как не свежая новость. - Нет, Анна, вы ничего не понимаете и даже не пытаетесь это сделать, ничего! - молодая женщина не успела и словом возразить, как внезапно Оливье бессильно упал перед ней на колени и обнял её ноги, уткнувшись лицом в юбку, и пальцами судорожно сжимая складки. - Э-э-э... - немного растерявшись при виде такой реакции своего мужа и подопечного, Анна несильно встряхнула его за плечо, но мужчина только ещё крепче обнял её ноги и глубже спрятал лицо в сборках ткани, шепча сиплое: «Прости, прости, я виноват... Прости!». - Оливье, что с вами? - встревожилась она, мягко проведя рукой по его волосам. Но вместо ответа муж удостоил Анну лишь глухими бессвязными мольбами о прощении и прерывистыми всхлипами. - Я так перед вами виноват, так наказан своей совестью, - шептал Оливье как в бреду, прикладываясь губами к её колену и утирая глаза тканью белой юбки, - но и этого не достаточно! Я должен был тогда сам вас привести в чувства и допросить, должен был собрать доказательства - опровергающие или подтверждающие ваши слова, только потом следовало бы выносить решения и наказывать виновных... - Оливье, только не надо, пожалуйста, успокойтесь! - попытки Анны отстранить от себя графа, достойного быть увековеченным на холсте кающимся грешником, успехом не увенчались. - Прошу вас, встаньте с колен... - упрашивала она его, совершенно ничего не понимая. - Граф, если вам нездоровится, лучше прилягте. - Нет, Анна, я-то как раз в здравом рассудке! Раскаяние моё искреннее, а вовсе не поза, и соразмерно с моим стыдом... моим позором! Я столько зла причинил вам в каноне, а вы приютили меня и Рауля в двадцать первом веке, хотя веских причин протягивать мне руку у вас нет... - Господи, Оливье, да что вы заладили... - Анна покачала головой, поглаживая спину графа, не поднимавшего лица от её юбки, пропитавшейся его слезами, что лились непрерывным потоком. Плечи мужчины дрожали, из груди вырывались душившие его рыдания. - Граф, да поднимитесь же с колен! - потеряла миледи уже всякую выдержку. - Полы я мыла вчера, - добавила она, как бы извиняясь перед ним за свою невольную резкость. - Я молю вас, хватит. - А я сказал - не хватит! - с жаром и дерзостью воскликнул мушкетёр, обратив на жену своё лицо со следами слёз. Глаза его покраснели и опухли, но горевший в них огонь решимости и непримиримости уже исключал всякое противодействие его словам и поступкам. - Вы не заставите меня подняться с колен, с этого пола... По-хорошему, я должен стоять на городской площади, там, в пыли и грязи... у ваших ног! Я так хочу! Мёртвая тишина, не нарушаемая ни единым звуком, воцарилась в гостиной, туманом довлея над мужчиной и женщиной. Совершенно растерянная и потрясённая, Анна не могла вымолвить ни слова, чувствуя, как робко муж прикасается губами к её правой руке и прижимает к своей щеке. Впервые Анна не ощутила в себе желания язвить и отпускать саркастично-ядовитые комментарии. Что-то в нынешнем Оливье не могло не затронуть потаённых струн её души. Ей не хотелось издеваться над ним, высмеивать его переживания и чувства, его слабость перед ней. Она видела перед собой глубоко кающегося грешника с босыми ногами, в майке и шортах, которому не хватало только грубого рубища на теле и верёвки на шее. По-прежнему цепляясь за её ноги, он с трудом поборол комок слёз в горле и закричал: - Я хочу, чтобы все стали свидетелями моего преступления, позора и раскаяния! - Оливье, ради всего святого для вас, угомонитесь! - Анна попыталась поднять мужа от пола, но ей не хватало сил справиться с его нежеланием встать на ноги, и она лишь села обратно на диван. - Дети могут услышать, что подумают... - в полной растерянности прибегла она к этому доводу, исчерпав все свои средства. - Так пусть слышат, как я прошу прощения за всё совершённое у своей жены! Анна, я осудил и приговорил вас без всякого на то права и разбирательства; предал и отвернулся, когда вы больше всего нуждались в понимании и поддержке; унизил, заставил страдать и сделал всё, чтобы уничтожить - лишь за то, что вы не соответствовали моим представлениям о вас как об иконе, и за то, что стали моим истинным зеркалом. Движимый демонами гордыни, совершал я все эти поступки, недостойные даже последней падали. Но когда я оказался с ребёнком на руках в незнакомой мне эпохе, без денег и документов, без образования и хоть какой-то специальности, именно вы протянули мне и Раулю руку помощи. Вы приютили нас, не требуя платы за еду и кров! - Граф, не обольщайтесь на мой счёт. Лично вас я пустила к себе пожить только потому, что мне осточертело самой мыть посуду. А Рауль... Во-первых, он очень добр и мил. Во-вторых, у меня самой ребёнок, чуть старше него. В третьих, я не хочу, чтобы малой загремел в приют. Так что, граф, по отношению к вам бескорыстия в моих поступках нет - только соображения фэндомной солидарности и желание облегчить задачу Татьяне Алексеевне, которую я люблю как родную мать. Живёте вы тут лишь временно, пока не получите хорошую специальность и не найдёте работу, ну и жилье не снимете. Попроси вы меня, я бы взяла к себе Рауля, на сколько угодно, но вас я вовсе не обязана кормить и содержать до гроба. Ваша помощь мне по дому и с детьми не оценима, но я не смогу вечно тащить на себе всё и всех - не железная. У меня ведь свой бизнес, ведение которого отнимает немало сил. - Я всё понимаю, мадам, вы правы. Только я никогда и не думал о том, чтобы сесть вам на шею и ноги свесить, мне противен паразитизм, тем более на женщине. Увы, помощь по дому и с детьми - пока большее, чем могу отблагодарить, но всё равно меньшее, что нужно сделать. Я получу специальность, устроюсь на работу и смогу помогать вам куда лучше, чем се