Но ты тогда не был достаточно смышлёным во всех тонкостях половой сферы. И тот факт, что в руке у мужика почему-то вдруг оказался полуэрегированный член, не внёс в твою мальчишескую голову дополнительных беспокойств.
Тебя просто сильно смущал уже сам факт того, что в тихом местечке незнакомый дядька гориллоподобной наружности и так и сяк ненавязчиво демонстрирует тебе предмет своей сомнительной мужской гордости, о котором ты даже думать боишься, не то что уж демонстрировать его прохожим.
Верзила останавливается всего в двух метрах от тебя. Он продолжает трясти членом снизу-вверх, по кольцу зажатым в ладони.
– Ты, парнишка, точно поссать не хочешь? – спрашивает мужик, свысока глядя на тебя и стряхивая с члена капли мочи, которых там давно уже нет.
Ты опять опускаешь глаза в учебник и пытаешься читать там:
Но твоё сердце бьётся в груди с такой силой, что ты от волнения даже двух слов разобрать не можешь.
– А то пошёл бы поссал, – всё не унимается мужик.
Ты сидишь, якобы читаешь…
Внутри тебя всё трясётся, но снаружи ты, видимо, само спокойствие.
Верзила стоит перед тобой с членом в руке ещё несколько секунд. Затем он с досадой принимается убирать его в прореху своих дачных штанов.
Но на душе твоей легчает лишь чуть-чуть.
Ты, совсем зелёный пацан, закомплексованный, зажатый и серый, но не как волк, а как мышь, сидишь, жутко ссутулившись, на бревне в глубине лесопарка и делаешь вид, будто читаешь биологию. А всего в двух метрах от тебя стоит огромный мужик, только что как бы невзначай размахивавший своим членом у самого твоего носа. В лесном воздухе чувствуется не запах начатого дня, а повисшее напряжение.
Мужик убирает руки в карманы своего дождевика и ещё некоторое время продолжает на тебя смотреть.
– А ты чего ручку на карман цепляешь? – говорит он.
Косишься на нагрудный карман своего школьного пиджака, к которому прицеплена металлическая авторучка.
– Зря так делаешь, – говорит мужик.
Якобы рибосомы, якобы митохондрии…
Мужик говорит: а то споткнёшься и сам же на ручку упадёшь.
Ты сидишь, якобы читаешь.
Он говорит: убери её лучше в портфель.
Сидишь, якобы читаешь.
Говорит: от греха подальше.
Внутри тебя сковывает столь сильный страх, что ты теперь просто не сможешь ломануться отсюда прочь через кусты.
Твои ноги словно наливаются бетоном.
– Сам же и поранишься, на фига тебе это? – говорит мужик, засунув руки в карманы своего дождевика.
Он стоит перед тобой и будто бы ждёт ответа. Эта горилла стоит рядом и смотрит на тебя сверху вниз.
– Нет, – доносится хриплый голос из твоей пересохшей гортани.
Мужик, наверное, не ожидал услышать такой грубый голос от пацана твоего возраста. Всё дело в пересохшей глотке, но ему этого знать не надо.
Секунду он растерянно соображает, что сказать. И говорит:
– Ну так тебе же лучше будет. За тебя же беспокоюсь…
– Нет, – ещё раз хрипло отвечаешь ты. Внутри тебя всё напрягается. Ты не знаешь, что может быть дальше. И внутренне ты готовишься к чему угодно…
А мужик возьми да и скажи:
– Ну и ладно.
Он разворачивается, подходит к своему рюкзаку. Поднимает его, закидывает на плечо и, растерянно ухмыляясь, говорит:
– Странный ты какой-то, пацан.
Это тебе говорит мужик, который только что ссал, глядя на тебя.
О твоей странности тебе говорит мужик, который минуту назад размахивал членом почти у самого твоего носа.
– Ладно, я пошёл… Учись, давай, – говорит тебе верзила и удаляется по тропинке меж сосен и кустарников.
Как только спина в дождевике и с рюкзаком исчезает из поля зрения, ты сразу же собираешь все свои манатки и валишь из леса. Несколько раз даже возникало желание побежать сломя голову. Но ты всё же шёл ровно, с трудом переваривая случившееся.
Такого страха ты не испытывал никогда в жизни.
Это без преувеличения.
В голове возникает даже какой-то туман от пережитого стресса.
В конце концов, ты не выдерживаешь и по тропинке сломя голову несёшься к школьному стадиону.
4
Твоя осведомлённость о половой сфере человека и физиологических отличиях мужчины и женщины в твои пятнадцать лет была поразительной. Ты не знал почти ничего. Только самые общие факты.
Ты мог нарисовать голого мужчину. Очень приблизительно мог нарисовать голую женщину. Вот, в принципе, и всё.