Ксюха с сочувствием заглядывала в актовый зал, по привычке приглашая меня в курилку, но храня свои голосовые связки, будто хрупкий хрусталь, я отказывалась. Одноклассники с пониманием относились к нашему общему делу, но едва ли способны были в чем-то помочь, предоставив мне полную свободу действий до наступления злополучного дня.
И день настал. Я забыла, когда нервничала так последний раз. Страшно было до дрожи в коленях, а открытые плечи едва заметно подрагивали, из-за чего мне казалось, что за кулисами на сцене было очень холодно. Отчасти, мое тонкое на бретелях платье было далеко не по сезону, но очень подходящее по случаю: короткое, подчеркивающее фигуру, ненавязчиво поблескивающее, невычерненное, хотя и темное, и да, самое главное – очень сексуальное, насколько я имела представление о сексуальности. Черные чулки, высокие шпильки, делающие мои ноги еще более стройными, сделали мой образ завершенным. Волосы я уложила аккуратными локонами, подвела глаза и тут же заметила, что отражение в зеркале повзрослело года на три. Чудо, что делает косметика!
Еще десять минут назад, созерцая свой величественный образ в зеркале, я была полна сил и уверенности, но все это богатство молниеносно испарилось, когда я выглянула из-за тяжелых портьер в битком набитый актовый зал. Вся я обомлела, почувствовала слабость в ногах, а руки мелко задрожали.
- Ну, что, Крис, не подведи! – Лидия явилась как нельзя кстати, только ее напутствий мне не хватало сейчас. – Не представляешь сколько шишек пришло поздравить нашего главненького! Даже с местного телевидения приехали. Ты обязана показать себя на все сто!
Механизм самоуничтожения запустился одновременно с последним сказанным Лидией словом. Резко, но безоговорочно включаю заднюю, понимая, что мне всего этого «счастья» совершенно не нужно. Одно дело петь в музыкальной школе перед максимум десятью людьми и другое – быть ответственной за что-то перед всем классом, красоваться здесь перед напыщенными хмурыми лицами, которые просто необходимо порадовать, выложившись в доску.
- Нет, я не могу! – выпаливаю я, отталкивая Лидию от желанной двери выхода со сцены. – Я не выйду туда, можете меня убить, но я этого не сделаю!
- Ты с ума сошла! – вопит Лидия, едва не перекрикивая громкую музыку, звучащую со сцены, под которую танцуют вальс девятиклашки. – Тебе после них идти! Ты не можешь просто так взять и уйти!
- Могу и уйду! – хватаюсь за ручку двери, распахивая ее и тут же едва не оступаюсь от неожиданности, когда передо мной возникает крепкая грудь Даниила Евгеньевича.
- Эй, куда так торопишься? – удивляется он, придержав меня за талию, чтобы я не ломанулась дальше.
- Я не буду петь! – заявляю я, ища глазами малейшую щель, через которую могла бы просочиться на желанную свободу. – У меня голос пропал, желудок скрутило и вообще я, мягко говоря, не готова!
- Что за паника, Ярославцева? – учитель упрямо отсекает меня от двери, закрывая ее за своей спиной. – С голосом, насколько я слышу, у тебя все хорошо, выглядишь тоже неплохо… Что выдумываешь?
- Она нас всех подставила! – по лицу Лидии пошли бурые от гнева пятна, а глаза вылезли на орбиту, отчего смотреть на старосту нашего класса стало как-то даже страшновато. – Это провал! Она невыносима!
- Лидия, оставь нас на минутку… - просит Даня, приоткрыв дверь перед одноклассницей, выпроваживая ее из тесного закутка за сценой.
Лидия соизмерила меня гневным взглядом напоследок, гордо вздернув и без того длинный нос, важно прошествовав мимо, вновь постепенно приобретая привычные человеческие черты.
- Ну что случилось? – Даня шагнул ко мне ближе, взяв в ладони мое лицо и настороженно заглядывая в наполнившиеся слезами глаза. – Ведь еще ничего страшного не произошло.
Он успокаивает меня, будто мой парень, при этом боясь сделать что-то лишнее, чтобы окончательно выбило меня из колеи.
- Потрясающе выглядишь… - тихо произносит он, проведя большим пальцем по моей щеке от скулы к подбородку. – Не думай о тех, кто за портьерами, выступи для себя. Неважно, как это у тебя получится, главное ты сама должна получить от этого удовольствие.
- Какое тут удовольствие?! – хнычу я, стараясь не пустить слезы и испортить пока еще ровный макияж. – Я не привыкла так! Там слишком много народа, а я так мало репетировала и вообще…
- До всех них тебе не должно быть дела, ты должна сделать это для себя, - я чувствую его дыхание на волосах, тонкий аромат уже знакомого парфюма и немного расслабляюсь, будто оказавшись в чьих-то заботливых родных руках. – Можешь, конечно, сейчас уйти, но потом будешь жалеть, что струсила. Ты же не любишь быть трусихой, так ведь?
От его улыбки даже теплее стало, или это от его близости к моему дрожащему телу. Голос действовал на меня успокаивающе и как-то я даже стала забывать по какому поводу он меня утешает. Решаясь на сговор со своим настроением, я опускаю взгляд в одну точку на полу, пытаясь понять, чего именно хочу сейчас.
- А если я запнусь и опозорюсь?
- Ты в любом случае не опозоришься! – усмехается Даня, обняв меня за плечи и аккуратно прижав к своему плечу, боясь взлохматить мне волосы. – Достаточно того, что ты выйдешь на сцену – это будет бомба! Те стариканы, которые сидят в первом ряду, еще долго потом будут искать свои челюсти на полу и исходить слюнями.
- Даниил Евгеньевич, что вы несете?! – улыбаюсь я, немного отпрянув от учителя.
- Ну, я сужу по себе… - смеется Даня, отрываясь от меня и отходя к двери, услышав, что музыка на сцене стихла. – Буду ждать тебя там.
Подмигнув мне, Даня скрылся за дверью, а я все не могла избавиться от блаженной улыбки на своем лице. Все-таки историк умеет убеждать, и даже захотелось простить ему былые обиды. Ведь сейчас он вселил в меня необъяснимую силу. А еще очень захотелось выступить. Не для тех, кто, возможно, не оценит, а для себя. Нет, я вру сама себе – для него…
Выйдя на озаренную софитами сцену, я так и поступила – мысленно отсекла от себя все те пары глаз, которых не знала, не видела раньше. Хоть я и с трудом могла разглядеть кого-либо в темном зале, перед моими глазами предстал образ только одного человека. И пела я тоже для него, вкладывая в музыку немного большее, чем голос… Хотя пара моих песен и были на школьную тематику, весьма детского содержания, но я внесла в каждую из них душу, с улыбкой и блеском в глазах отработав свою программу.
До слез растрогал гром аплодисментов, а огромный букет из рук директора гимназии и вовсе едва не лишил меня сознания. Но все же я справилась с собой, продолжая держаться величественно и благородно, принимая слова восхищения и цветы.
Я должна, нет – я обязана, поблагодарить его! Не застав его в зале, после того, как меня все же отпустили со сцены, я понадеялась найти учителя в нашем классе. Уже довольно поздний вечер, и в большей части гимназии темно. Но я довольно быстро добралась до нашего триста шестого, в надежде на то, что Даня еще не ушел. Дверь открыта, но в классе темно и никого нет. Хотя… Через узкий проем из комнаты учителя, которая примыкала к классу струилась узкая полоска дыма.
- Даниил Евгеньевич, вам уже лень дойти до курилки? – вхожу в погруженную в полумрак маленькую комнатку, прикрыв за собой дверь, улыбаясь во все свои тридцать два зуба.
Я застала Даню, вальяжно развалившегося в кресле возле пошарканного стола, затягивавшегося сигаретой и с наслаждением выпускающего тяжелый дым в воздух. Он посмотрел на меня, едва заметно улыбнувшись и тут же туша сигарету в пепельнице.
- Никому не говори, что я так делаю… - улыбнулся он более открыто, поднимаясь с кресла.
- Ты видел, что там творилось?! – восторженно жестикулирую руками я, едва не прыгая на месте от обрушившейся на меня волны счастья. – Блин, уже жалею, что завязала с вокалом! Такого кайфа я давно не испытывала!