«Поддержать освободительное движение Китая? А зачем? Не опасно ли будет? Не рассорит ли это нас с другими странами? Не лучше ли будет установить нам «сферы влияния» в Китае совместно с другими «передовыми» державами и оттянуть кое–что от Китая в свою пользу? Оно и полезно и безопасно …
Поддержать освободительное движение в Германии? Стоит ли рисковать? Не лучше ли согласиться с Антантой насчет Версальского договора и кое–что выторговать себе в виде компенсации? … Сохранить дружбу с Персией, Турцией, Афганистаном? Стоит ли игра свеч? Не лучше ли восстановить «сферы влияния» кое с кем из великих держав?» —
Тогда Сталин подверг данное «умонастроение» критике, назвав его «путем национализма и перерождения, путем полной ликвидации интернациональной политики пролетариата». Однако, не может не вызывать вопросов, почему Сталин вообще коснулся этой темы. Означало ли это, что данные настроения были столь сильны, что с ними надо было бороться? Или, может быть, Сталин просто избрал такую иносказательную форму, чтобы поделиться со слушателями своими сокровенными мыслями? В пользу этого последнего предположения свидетельствует тот факт, что буквально через несколько лет по ряду ключевых международных проблем Сталин займет позицию, как нельзя луч е вписывающуюся в указанное «умонастроение».
Следует также учитывать, что в своей критике националистического «умонастроения» он фактически нигде не отошел от занимаемых им принципиальных позиций. Этого ему удалось достигнуть путем построения замысловатых формулировок, вроде бы, устанавливающих логическую связь там, где ее в действительности не было. Сталин, например, вел речь о поддержке «освободительного», а не пролетарского революционного движения как в отношении Китая, так и в отношении Германии, находившейся под гнетом Версаля. А это, вполне понятно, далеко не одно и то же. Причем, рассматривал он такую поддержку, прежде всего, во вне неполитической плоскости, как противодействие давлению на Россию со стороны англо–американского блока, который он тогда рассматривал как главную враждебную силу.
«… Во главе стран капитализма, — отмечал Сталин на 14-ом съезде партии, — становятся две основные страны — Англия и Америка, как союз англо–американский. Во главе недовольных и борющихся насмерть с империализмом становится наша страна — Советский Союз …, создаются два основных, но противоположных центра притяжения и сообразно с этим — два направления тяги к этим центрам во всем мире»66.
Характерно, что и здесь Сталин ведет речь о всех «недовольных», а не о коммунистическом или рабочем движении. Это говорит о том, что он рассматривал возможность создания гораздо более широкой коалиции сил, которая включала бы и национально–освободительные движения и даже любые другие государства, имевшие по тем или иным причинам противоречия с англо–американским блоком. Причем, в этом раскладе сил коммунистическому и рабочему движению отводилась далеко не первая роль.
Нельзя также забывать, что в 1925 году политические позиции Сталина не были еще достаточно прочны, чтобы открыто отбросить концепцию пролетарского интернационализма, являвшуюся одним из краеугольных камней марксистской доктрины. Поэтому ему приходилось быть весьма осторожным и выражаться иносказательным языком. Это было особенно важно, поскольку как раз в это время в партийных верхах стал намечаться раскол по такому коренному вопросу, как возможность построения социализма в одной стране. В роли главных зачинщиков выступили на этот раз Зиновьев и Каменев. В основе раскола лежали объективные причины, связанные с тем, что в 1924 году политическая обстановка в мире коренным образом изменилась. Основной чертой этих изменений был отлив революционной волны на Западе, что делало перспективы мировой революции все более иллюзорными. Сталин был одним из первых, кто отреагировал на проис ед ие перемены. Если в сентябре 1924 года он еще писал о том, что период «буржуазно-демократического пацифизма» ведет «не к отсрочке революции на неопределенный срок, а к ее ускорению», то в январе 1925 года, он уже утверждал, что «международный пролетариат … не торопится с революцией», что «колонии … очень медленно раскачиваются», что капитализм сумел достичь «относительной устойчивости»67. Первоначально, этот очевидный факт, вроде бы, никто особенно не оспаривал. В документах 5-ого пленума Исполкома Коминтерна указывалось на начало «фазы замедления в развитии мировой революции»68. Затем положение о «временной стабилизации капитализма» было закреплено в решениях 14-ой конференции РКП(б), состоявшейся в конце апреля.