«… Вся работа комиссии А. С.Бубнова в Пекине была связана с идеей Северного похода … Конечный вывод Бубнова был таков: если полгода назад Северный поход был отвергнут и вполне правильно, то теперь условия для не о созрели, надо вести подготовку к нему, чтобы двинуться на Север через полгода — год … У меня не было сомнений в том, что рекомендации комиссии А. С.Бубнова получат в основном одобрение в Москве».
Свидетельства Черепанова и других участников данных событий опровергают сложившуюся на Западе версию о том, что Сталин выступал, якобы, против Северного похода. В основе этой версии лежит один единственный документ из архивов Троцкого, представляющий собой копию резолюции Политбюро от 25 марта 1926 года. На полях этой резолюции Троцкий сделал пометку «поправка Сталина» и выделил следующее положение:
«Правительство в Кантоне в настоящий момент должно решительно отбросить идею о военных экспедициях наступательного характера, и в более общем плане любых действий, которые могли бы спровоцировать империалистов на военную интервенцию».
Даже если предположить, что пометка Троцкого отражала реальное положение вещей, она не является достаточным доказательством того, что Сталин выступал против Северного похода. Нам не известен контекст, в котором Сталин внес данную поправку. Ссылка на «настоящий момент» подтверждает скорее то, что Сталин был против начала экспедиции в конкретных обстоятельствах конца марта 1926 года. И в этом он был совершенно прав. В Кантоне еще не улеглись страсти, вызванные известными событиями 20 марта, о которых речь пойдет ниже. Обстановка была совершенно не ясной. Комиссия Бубнова отбыла из Кантона только 24 марта и, естественно, еще не успела прибыть в Москву. Со стороны Сталина было совершенно разумно дождаться возвращения комиссии и выслушать ее оценки и рекомендации, прежде чем связывать себя решением Политбюро. Что касается последующей политики Сталина, то она вполне определенно подтверждает тот факт, что он был твердым сторонником Северного похода.
Но вернемся к делегации Бубнова. Она прибыла в Кантон 10 марта, чтобы познакомиться с обстановкой на месте. Такой аг был вполне оправданным, поскольку ситуация в столице национального правительства была довольно запутанной и нужно было побывать там, чтобы составить более или менее четкое представление о характере происходящих событий. Дело в том, что в Кантоне уже достаточно долгое время шла активная поляризация сил. Участвовали в этом процессе и советские военные советники. Одним из важных вопросов развернувшейся политической борьбы стал Северный поход. Отношение к нему со стороны различных политических сил и группировок внутри Гоминьдана не было однозначным.
Компартия Китая испытывала к Северному походу довольно сдержанное отношение. Коммунисты полагали, что прежде необходимо до конца выполнить программу внутренних социальных преобразований, то есть вести дело к «углублению» революции. Особенно это было характерно для гуандунского провинциального комитета партии со штаб–квартирой в Кантоне. Между тем, гуандунский комитет был наиболее многочисленной и влиятельной партийной организацией, так как действовал в условиях легальности, да к тому же пользовался помощью советской военной миссии. Это давало возможность кантонским коммунистам пользоваться значительной автономией по отношению к ЦК партии в Шанхае.
По пути в Кантон комиссия Бубнова посетила Шанхай. Там 2 марта состоялась их встреча с генеральным секретарем компартии Китая Чэнь Ду–сю. Последний высказал ряд претензий в адрес гуандунского комитета, в том числе за их позицию по вопросу о Северном походе. По словам Черепанова:
«Чэнь Ду–сю всячески критиковал гуандунских товарищей, которые считали, что им нужно примерно полгода, чтобы создать прочное положение в провинции, где еще существуют остатки контрреволюции, не налажена политическая работа в армии, далеко не в блестящем состоянии финансы и вообще совершено много «субъективныгх ошибок». «Я полагаю, — говорил Чэнь Ду–сю, — что экспедицию можно и должно послать гораздо скорее, чем это собирается сделать Гуандун».
На противоположенном фланге от коммунистов находился начальник военной школы Вампу Чан Кай–ши, ставший после смерти Сунь Ят–сена одной из самых влиятельных фигур Гоминьдана. Чан Кай–ши занимал в гоминьдановском руководстве ряд ключевых должностей: члена ЦИК и Политбюро ЦИК, члена Политического и Военного советов. Но что еще более важно, Чан Кай–ши командовал «партийной армией», 1‑ым армейским корпусом, являвшимся наиболее боеспособной единицей гоминьдановских войск и расквартированным к тому же в Кантоне и его окрестностях. Наличие под рукой в нужный момент верных ему частей сыграло ре ающую роль в судьбе китайского Бонапарта.