Фактически Чан Кай–ши превратился во второго человека в иерархической структуре Гоминьдана, уступая первую роль только Ван Цзин–вэю, формальному лидеру партии и главе правительства. Между Чан Кай–ши и Ван Цзин–вэем развернулась подспудная борьба за власть, которая на первых порах не принимала острых форм. Последний тяготел к левому крылу Гоминьдана. Чан Кай– и боль е думал о личной карьере. Но поскольку левая «ниш а» оказалась занятой, он был вынужден искать опору в других частях политического спектра.
Бородин, являв ийся главным политическим советником при Гоминьдане, старался проводить сбалансированный курс, лавируя между различными центрами политической силы и стараясь при этом всячески избежать внутреннего раскола. В этом вопросе он четко проводил установки, полученные от Сталина. Этого нельзя было сказать про отдельных членов советской миссии при Гоминьдане. Среди военных советников оказались и сторонники Зиновьева. Наиболее видным из них был И. Разгон, заместитель главы советской военной миссии по политической части. В гоминьдановской армии Разгон выполнял функции начальника Политуправления. К Разгону примыкал заместитель главного военного советника В. Рогачев, исполнявший обязанности начальника Главного штаба национально–революционной армии.
О наличии разногласий между Разгоном и Бородиным свидетельствует, например, справка «О политической работе в национально–революционной армии», оказавшаяся среди документов, захваченных пекинской полицией во время рейда на советское посольство 6 апреля 1927 года. В справке имелась следующая информация:
«С увеличением и развитием активности коммунистов в армии, естественно, стали возникать разногласия между ними и правым Гоминьданом. Был момент, когда эти разногласия достигли такой острой формы, что наш главный политический советник в Кантоне поставил вопрос о выведении коммунистов из армии. Но, помимо того, что вся предыдущая работа членов компартии Китая подтверждает необходимость их работы в армии, необходимо также принимать во внимание, что коммунисты должны иметь отношения с армией, потому что коммунисты постольку, поскольку они входят в Гоминьдан, не могут не принимать участия в конструктивной работе в национально–революционной армии. Все эти соображения были изложены в письме ЦК КПК, копия которого была направлена представителю Коминтерна в Пекине».
Отсюда видно, что, если Бородин стремился притормозить коммунистическую пропаганду в армии и даже вообще свернуть ее, то Разгон, напротив, всячески поощрял такую активность и даже апеллировал к авторитету Коминтерна, чтобы оказать давление на главного политического советника. Примечательно, что, желая не подставлять себя, Разгон использовал для атаки на Бородина китайских коммунистов и каналы связи Коминтерна, так как своего собственного канала связи у него не было.
Пост начальника Политуправления гоминьдановских войск открывал Разгону широкие возможности для проведения своей линии. Тех же представителей Гоминьдана, которые противились этому он просто записывал в «правые», хотя, скорее всего, они были обычными офицерами китайской армии и мыслили и действовали на основе китайских традиций. Все это, безусловно, ставило под удар единый фронт с Гоминьданом, ослабляло потенциал национальной революции. Интересна в этой связи позиция, занятая главой советской военной миссии при Гоминьдане Н. Куйбышевым. Последнего вряд ли можно отнести к сторонникам Зиновьева по той простой причине, что его брат В. Куйбышев, влиятельный член ВКП(б), был ближайшим соратником Сталина. Тем не менее, Н. Куйбышев оказался втянутым в русло прозиновьевской политики. Это явилось следствием личного соперничества, которое развернулось у него с главным политическим советником. Имея мощную поддержку в Москве, Куйбышев, видимо, не очень считался с мнением Бородина. Такая ситуация — дело вполне обычное для загранучреждений. Дело дошло до того, что Куйбышев стал настаивать перед советским военным атташе в Пекине, чтобы ему предоставили собственный ш ифр. В одном из своих докладов в атташат он прямо писал: