В соответствии с версией Чан Кай–ши, 18 марта командующий гоминьдановским флотом коммунист Ли Чжи–лун приказал крейсеру «Чжунш ань» передислоцироваться к острову, где располагалась военная школа Вампу. «Чжуншань» был самым мощным судном военно–морских сил Гоминьдана и тоже находился под командованием коммуниста. Крейсер встал напротив военной колы и занял боевую позицию. Чан Кай-ш и в это время находился в Кантоне. Утром 19 марта у него дома раздался телефонный звонок. Звонивший поинтересовался, когда он отбывает в Вампу. Время шло и неизвестный перезвонил еще два раза. Это насторожило Чан Кай–ши. Во время третьего звонка он заявил, что не решил еще окончательно, поедет ли вообще в Вампу. Через час после этого позвонил Ли Чжи–лун и спросил, когда можно было бы вернуть крейсер в Кантон, чтобы подготовить его к инспектированию делегацией Бубнова. На вопрос о том, кто вообще отдал приказ о передислокации крейсера, последовал невнятный ответ в том смысле, что приказ исходил от самого Чан Кай– и и был передан по телефону деканом военной колы. Подозрения Чан Кай– и еще более усилились. Он понял, что завязывается крутой узел. Поздно ночью 19 марта крейсер вернулся в Кантон, но опять встал в боевую позицию, развернул орудия в сторону города и не выключал осветительных приборов. Вот, что вспоминал сам Чан Кай– и про этот эпизод:
«Все мои подозрения сводились в тот момент к тому, что коммунисты намерены поднять восстание. Я не имел представления о том, насколько далеко простираются их коварные планы. Только позднее я узнал, что они готовились захватить меня и отправить в Россию».
Видимо, у Чан Кай-ш и были основания волноваться. Уж слиш ком все это напоминало эпизод с крейсером «Аврора». Чан Кай–ши решил поэтому перехватить инициативу и нанести удар первым. Ли Чжи–лун был немедленно арестован. На крейсер был направлен вооруженный отряд, который взял его под свой контроль. В Кантоне было введено военное положение. С утра 20 марта верные Чан Кай-ш и части окружили помещения комитета Гонконг — Кантонской забастовки, где преобладали коммунисты. Рабочие дружины были разоружены. Был оцеплен пригородный квартал Кантона Дуншань, где жили члены советской военной миссии, а охрана разоружена. У всех правительственных зданий были выставлены вооруженные наряды. Политические комиссары кантонского гарнизона и колы Вампу, являв иеся коммунистами, были арестованы. Чан Кай–ши упразднил Военный совет и объявил себя главнокомандующим национально–революционной армией.
Не встретив, однако, никакого сопротивления, Чан Кай– и несколько растерялся и стал давать задний ход. Вечером 20 марта, когда Бубнов пожаловался ему насчет блокады военной миссии, Чан Кай– и принес свои извинения, снял оцепление и дал возможность охране вернуться к исполнению своих обязанностей. 21 марта к утру большинство арестованных коммунистов было освобождено. А Чан Кай–ши заявил, что если лично Ли Чжи–лун и несет какую–либо ответственность, то это не означает вины всей компартии. 22 марта советник советского посольства в Пекине Соловьев, сопровождавший делегацию Бубнова, посетил Чан Кай- и. В ходе беседы последний дал понять, что его действия не были направлены ни против Советского Союза, ни против советской военной миссии как таковой. Однако, он попросил отозвать главу военной миссии Куйбышева, а также Разгона и Рогачева. Оба они отбыли в Москву 24 марта вместе с комиссией Бубнова.
Существует две версии событий 20 марта. Первая, автором которой является сам Чан Кай– и состоит в том, что он предотвратил коммунистический путч. В рамках этой версии существуют различные нюансы относительно деталей. Например, участвовал ли в заговоре сам Ван Цзин–вэй или он просто молча попустительствовал происходящему. В любом случае сразу же после «переворота» Ван Цзин–вэй скрылся из Кантона. После этого он осудил действия Чан Кай- и, сложил с себя все обязанности и перебрался в Париж. Не ясна также роль советских военных советников. Документы, захваченные в советском посольстве в Пекине не дают оснований полагать, что советская военная миссия официально участвовала в «заговоре» против Чан Кай-ш и. Эти документы важны тем, что они готовились без всякой мысли о том, что когда–нибудь попадут в чужие руки, и потому содержат достоверную информацию. В документах нет и намека на подготовку какой–либо акции против Чан Кай- и. Напротив, вся инициатива в событиях 20 марта приписывается именно последнему. Это, конечно, не исключает, что Куйбышев и Разгон могли участвовать в «заговоре» по собственной инициативе, так сказать, по велению «революционной совести». Но в этом случае ответственность за происшедшее лежит исключительно на них самих, а не на советской военной миссии в целом.