Вот как, например, рассказывает о взаимоотношениях славян с хазарами южнорусский летописец (IX в.): «Наидоша ю Козаре, седящаю в лесехъ на горах, и ркоша Козаре, платите нам дань. Здумавше же Поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша Козаре к князю своему и к стареишинамъ своим, и реша имъ се налезахомъ дань нову, они же реша имъ откуду, они же реша имъ в лесе на горех над рекою Днепрьскою, они же ркоша, что суть вдале, они же показаша мечь. И реша старце Козарьстии: не добра дань, княже, мы доискахомся оружьемъ единою страны, рекше саблями, а сихъ оружье обоюду остро, рекше мечи, си имуть имати и на нас дань и на инехъ странахъ, се же събысться все…» 2.
Этот летописный рассказ, относящийся к полянам, жившим в районе Киева, интересен в том отношении, что проливает свет на характер русско-хазарских отношений. Летописец рассказывает, что хазарский отряд «наидоша» к славянским границам и потребовал выплаты дани, причем требование дани опиралось только на силу оружия: «налезахомъ дань», «доискахомся оружьемъ». Поляне, по-видимому, имели возможность сами решать вопрос, подчиниться или нет, и фактически отказались от выплаты дани, вручив вместо требуемой дани мечи — символ войны. Это дает основание предположить, что «хазарская дань», о которой сообщает летописец, имела временный, эпизодический характер.
В другом месте летописец прямо сопоставляет хазарскую дань с временными выплатами дани варягам. Под 859 г. в Ипатьевской летописи записано: «Имаху дань Варязи, приходяще изъ заморью, на Чюди и на Словенахъ, и на Мерехъ и на всехъ Кривичахъ. Козаре имахуть на Поля-нех и на Северехъ и на Вятичихъ, имаху по беле и веверици, тако от дыма» . Далее, под 862 г. в летописи сказано, что славяне «изгнаша Варяги за море и не паша имъ дани» 2. Видимо, в представлении летописца варяжская и хазарская «дани» были явлениями одного порядка — временными, преходящими.
Интересно, что последующие летописные упоминания о хазарской «дани» относятся исключительно к славянским племенам, связанным с колонизацией юго-восточной части Северного Причерноморья: северянам и вятичам. Повествуя о походе киевского князя Олега в 884 г. в земли северян, летописец отмечает: «Победи Северы и възложи на нихъ дань легъку, и не дасть имъ Казаромъ дани даюти». Примерно то же самое сообщает летописец и о радимичах: в 885 г. «посла Олегъ к Радимичем, ркя: кому дань даете, они же реша Казаром, и рече имъ Олег: не давайте Казаромъ, но мне давайте, и вдаша Олгови по щелягу, яко же и Казаромъ даяху» 3. Имеются упоминания и о хазарской дани с вятичей, селившихся по Оке и Волге: в 964 г. киевский князь Святослав «иде на Оку реку и на Волгу и налезе Вятичи, и рече имъ: кому дань даете, они же ркоша: Казаром по щелягу от рала даем». Через два года, в 966 г., вятичи уже платили дань киевскому князю4.
Все летописные известия о хазарской дани относятся к славянским племенам, занимавшим пограничные со степью районы и связанные с переселенческим движением в юго-восточную часть Северного Причерноморья, т. е. в районы, находившиеся в непосредственной близости от основных хазарских владений. При господстве в Юго-Восточной Европе хазарских каганов и зависимых от них кочевых племенных объединений продвижение славянского земледельческого населения в этом районе было возможно только при условии установления мирных отношений с хазарами. По-видимому, уплата дани хазарским каганам и обеспечивала такие отношения, являясь своеобразной платой за право селиться на плодородных черноземных землях.
Рассматривая вопрос о причинах даннических отношений некоторых славянских племен с хазарами, нельзя не учитывать и следующего обстоятельства: родо-племенная знать северян и вятичей могла использовать номинальную зависимость от Хазарии для сопротивления централизаторским устремлениям киевских князей, направленным на подчинение всех славянских племен власти Киева. Не случайно, конечно, киевскому князю Святославу удалось обложить данью вятичей только после того, как хазары потерпели серьезное поражение в результате похода русских дружин, закончившегося взятием хазарской крепости Белая Вежа.
Таким образом, летописные известия о хазарской «дани» не дают достаточных оснований для признания зависимости славянских племен от Хазарии. Даннические отношения были временными, непрочными, распространялись на незначительную часть славянских племен и объяснялись, как нам представляется, не столько силой державы хазарских каганов, сколько определенными политическими преимуществами, которые обеспечивались для самих славян установлением мирных отношений с Хазарией (возможность колонизации юго-востока Европы, возможная поддержка против централизаторских устремлений киевских князей, заинтересованность в торговле с Востоком, которую контролировали хазарские каганы и т. д.). В целом же славяне вели достаточно независимую политику по отношению к хазарам, и их влияние на Русь не могло быть сколько-нибудь значительным.
Оценивая роль Хазарского каганата во взаимоотношениях славян с кочевниками причерноморских степей, следует учитывать то обстоятельство, что славянские земли были отделены от владений хазар обширными степными пространствами, по которым беспрепятственно передвигались кочевые племена. Уже хотя бы поэтому каганат не мог быть «щитом» славянских земель от набегов со стороны кочевников. Этот «щит» скорее подпирал кочевников сзади, закрывая от их набегов степи Северного Кавказа и Приазовья и тем самым, естественно, направляя их натиск на север и северо-запад, на славянскую лесостепь. Подчинение отдельных племенных объединений кочевников власти хазарских каганов не устраняло постоянной опасности набегов со стороны степей. Это видно хотя бы на примере кочевников-венгров, занимавших лесостепную полосу между Днепром и Доном всего на расстоянии двух дней пути от Руси. Союз кочевых племен, во главе которого стояло венгерское племя мадьяр, находился в зависимости от каганата, но это не отразилось сколько-нибудь заметным образом на его взаимоотношениях с оседлыми соседями: грабительские набеги на земледельческие славянские поселения продолжались, кочевники нападали на славян и захватывали у них невольников. Продолжались набеги на славян и болгарских племен, занимавших степи Подонья («внутренних болгар»). По свидетельству персидского автора X столетия, болгары — народ «отважный, воинственный и внушающий ужас. Их характер подобен характеру тюрок, живущих возле страны хазар. Внутренние болгары воюют со всеми руссами…» . Хазарский каганат не ликвидировал постоянную опасность набегов кочевников даже со стороны племенных союзов, находившихся в зависимости от Хазарии. Некоторое ослабление натиска кочевников на оседлые славянские племена, сделавшее возможным их продвижение на юг и юго-восток, на черноземные земли, объясняется, по-видимому, не политикой Хазарского каганата, а отсутствием в это время в
степях Причерноморья достаточно мощных племенных объединений кочевников. Усилившиеся славянские племена не только отбивали набеги своих беспокойных соседей, но и сумели обеспечить успешное продвижение земледельческой культуры на черноземные земли Юго-Восточной Европы, занятые кочевыми скотоводческими племенами (славянская колонизация VIII–IX вв.). Появление в степях Северного Причерноморья новой волны азиатских кочевников-печенегов сразу изменило обстановку. Хазарский каганат не сумел сдержать их натиск: печенеги прошли севернее основных владений кагана, по широкой полосе степей, примыкавшей к славянским землям. Хазарам пришлось вести с пришельцами тяжелую войну, чтобы защитить свои собственные владения в Приазовье.
Хазарский каганат не играл самостоятельной роли и в развитии славянской торговли с Востоком. Хазария являлась, по выражению Б. А. Рыбакова, огромной таможенной заставой на путях по Северному Донцу, Дону, Керченскому проливу и Волге, перевалочным транзитным пунктом, государством, для которого доходы с транзитной торговли составляли условие существования, и в силу этого ее влияние на содержание и направление восточной торговли было ничтожным. Абуль-Касим в «Книге путей и государств» (976–977 гг.) так писал о Хазарском каганате в связи с восточной торговлей: «Что вывозится из их страны, мед и меха, то это привозится из страны Русов и Булгара». Ему вторит другой арабский писатель — Ахмед ибн-Фадлан (20-е годы X в.): «Преимущественная пища их (хазар) есть рис и рыба; остальное у них находящееся привозится из Руса, Булгара и Куябы» .