Муаммар обежал ее и распахнул руками полог. Оттуда на него глянули острия копий и лезвия секир.
— Где ты?! — крикнул он. Купец был так возбужден, что не мог говорить спокойно. — Где ты?!
Прошла долгая секунда, прежде чем лицо Гаврилы выплыло из груды оружия. Он не стал выходить полностью, а встал так, чтоб наконечники копий, связки которых и составляли верхние ряды груды, высовывались из его головы.
— Я тут, караванщик! — сказал Гаврила. Он переступил с ноги на ногу так, что лезвия и острия вошли в голову и вновь выступили из нее.
— Что ты скажешь на этот раз??
У караванщика уже не было охоты что-либо говорить, но под насмешливыми взглядами богатырей он собрался с силами:
— Велик Аллах, даже если неверному он позволяет убеждать нас, правоверных мусульман, в своей силе…
Он медленно покачал головой, словно с трудом веря в самою возможность того, что происходило на его глазах.
— Видно ты угоден Аллаху!
Его спутники не отставая, забормотали:
— Аллах велик!
Под это бормотание Гаврила вышел из повозки.
— Послушай, богатырь! — сказал Каффади. — Оставь заблуждения, прими истинную Веру! Ведь это знак тебе!
На лице у него светилось столь явно написанное желание обнять нового знакомца, что Избор приготовился вмешаться.
— Я не хуже тебя знаю, какая вера является истинной! — ответил Гаврила. — Я родянин!
Руки купца опустились.
— Какой же ты родянин, если Аллах помогает тебе?
— Я хороший родянин, — просто ответил Гаврила. Он посмотрел на друзей. Лицо Исина слегка подергивалось, и Гаврила понял, что тот едва сдерживает смех.
— Наверно уважаемый Муаммар считает, что хороший родянин уже наполовину мусульманин? — сказал Избор. Караванщик обрадовался неожиданной поддержке и кивнул.
Гаврила, растерянно глядя на купцов, замотал головой. Он отказывался верить своим ушам и глазам. Только что на глазах этих людей он совершил то, что по всем статьям было чудом. Он сделал то, что не мог сделать ни один из них, только вот….
Рука Гаврилы опустились. Он понял, что, чтобы он не делал — все это будет воспринято правоверными купцами как подтверждение силы их Бога. Богатырь грустно покачал головой глядя на обступивших их купцов, не то прощаясь, не то жалуясь на судьбу и пошел с поляны. Исин, даже не дожидаясь взгляда воеводы, пошел следом. Избор подхватил свою сумку и, поклонившись купцам поясным поклоном, поспешил за друзьями. На краю поляны, где к дороге вновь сбредались деревья и стояли воины, он догнал их.
Тяжело вздыхая они миновали стражников.
— Хорошо вышло… Без драки ушли… — сказл Исин. — Надо было хоть копье попросить, да чего уж… Куда теперь?
— В Бухару что ли съездить? — задумчиво сказал Гаврила. — Удивить этого… Муталиба. Или не стоит?
— Не стоит, — покачал головой Исин. — Возвращаться уж больно далеко.
Они постояли, послушали, как галдят купцы, и когда небо очистилось от туч и стало немного светлее они пошли дальше. Путеводное яйцо Избор так и не вынул. Они ведь не шли вперед, а просто искали место для ночлега. Припорошенная белой пылю дорога, казалось, светилась в темноте. За их спинами, там, где остались купцы, тишина то и дело нарушалась криками — «Аллах акбар»! — Купцы, словно стараясь забыть то что видели, славили своего Бога.
— Чудные люди! — озадаченно оказал Исин. — Ты им про великих Богов, а они свое гнут… Я так и не понял, кто там кого обманул. Гаврила их или они Гаврилу.
— Это как считать… Чудеса-то не Боги творили и не Гаврила, а поганый старикашка Картага… Так что не зря они Гавриле не поверили. Все при своем остались, да поели еще…
— Главное мы при талисмане, а остальное…
Гаврила махнул рукой, отбрасывая в прошлое недавнюю встречу.
— Пусть уж лучше они, чем остроголовые.
Час спустя, когда сон начал заплетать им ноги, они нашли рядом с дорогой стожок свежескошенного сена и остановились рядом. Тонкий рожок месяца освещал дорогу и деревья, обступившие поляну со всех сторон. В лесу было тихо. Лес спал. Только изредка ветер, налетавший порывами, шевелил верхушки деревьев. Избор огляделся, понюхал воздух.
Запах сена перебивал все остальные запахи, но он, однако, ощутил рядом с ним и запах большой дороги — горьковатый аромат пыли, поднятой за целый день в воздух колесами телег и человеческими ногами, примешивался к запаху подсыхающей травы.
— Скоро легче будет! — оказал воевода. — На дорогу выйдем.
— Ветер нашептал? — устало спросил Гаврила, садясь около стожка. Он даже не посмотрел куда садится — настолько все равно ему было.
— Какой ветер? — сказал хазарин. — Пылью пахнет. Большой дорогой.
Масленников несколько раз вдохнул ночной воздух и пожал плечами. Он ничего не ощутил.
— Ничего не чувствую, — оказал он. — Проклятый старик! Хорошо хоть говорить могу.
— И дышать, — напомнил Исин.
— И есть, — добавил Гаврила, косясь на свой мешок. — Вас-то купцы накормили?
— Накормили.
— А я сейчас поем! — решительно сказал Гаврила. — Одно у меня теперь удовольствие осталось.
Он развязал горловину мешка и достал баклажку. Сделав несколько глотков, он замычал от удовольствия и принялся за съестное, Избор с хазарином откинувшись на сено наблюдали за ним глазами сытых людей.
— Не переусердствуй. Съешь все сейчас — чем завтра кормиться будешь? Картага сбежал. Кто тебя, теперь бедного, накормит?
Воевода проснулся, когда небо над ними стало пепельно-серым и звезды, светившие всю ночь, померкли. Оглядев место ночлега, он не увидел там никаких перемен: все деревья стояли на своих местах и ноги Гаврилы по-прежнему торчали из глубины стога, и так же доносился оттуда сонное сопение хазарина.
Избор посмотрел наверх. Небо на глазах светлело и на востоке в его расцветке появились нежные розовые и жемчужные оттенки. Там, из-под земли, мощно, словно гриб после дождя лезло вверх солнце. Широко зевнув, воевода потянулся. Желая разбудить товарищей, он по привычке коснулся ближней ноги. Но прошедшая ночь ничего не изменила в Масленникове, и тот все еще оставался бесплотным как запах. До Исиновой ноги он не дотягивался.
— Эй, люди! — позвал тогда Избор — Гаврила! Ночь прошла! Хватит спать!
Богатыри никак не дали понять, что хотят вставать. Скорее всего они просто не слышали его. Прислушавшись к мощному сопению, Избор подумал: «Во храпят! Как на конях скачут…Услышат они меня, как же!» Но Гаврила против его ожиданий еще разок всхрапнул, поднялся из травы и заявил:
— Какой тут сон? Всю ночь на поляне кто-то храпел!
— Точно! — сказал из травы хазарин, прекратив храпеть и раздирая рот зевком. — Могу подтвердить, что слышал храп собственными ушами!
Он посмотрел на Гаврилу.
— Вот человек устроен! Рукой не возьмешь, а храпит как настоящий…
— Чья бы корова мычала, — сказал Избор. — Оба хороши.
Гаврила не стал спорить. Умывшись росой, они наскоро перекусили, глядя, как Гаврила выгребает из мешка остатки. Остатков оказалось не мало, но и они кончились.
— Что у нас впереди? — спросил чуть позже Масленников, с сожалением вытирая рот.
— Большая дорога, — ответил Избор.
— Большая дорога — большие неприятности, — глубокомысленно сказал Исин. Небо над головой постепенно наливалось румянцем, но не смотря ни на что слова прозвучали не очень грустно.
Избор возразил:
— По-моему самые большие не приятности нас ждали как раз там, где никаких дорог не было.
— Там не было неприятностей.
— Не было? — удивился Исин. — Что у нас там тогда было?
— Там были опасности и беды… Остроголовые, песиголовцы, драконы, старички Картагины.
— А неприятности?
— Неприятности? Эго всякая мелочь. Разбойники, например, непогода всякая…