Тот аж подпрыгнул при звуке моего голоса. Я мстительно хмыкнул и помахал рукой.
- Патер Захария!
- А… что…это опять вы? Что вам нужно? – он попытался обрести лицо.
- Я приехал, чтобы уточнить ваши показания.
- Мои показания?!
Я сжал руку Виктории, получая неимоверное удовольствие – наконец-то мяч был на моей стороне поля, и вряд ли патеру Захарии удастся избежать гола.
Заодно можно и у него кое-что выяснить.
- Да, вы говорили, что встретили бывшего мужа Глэдис в день убийства Оскара Крамена. Это так?
- Д-да…
- Возможно, в ближайшее время будут проводить слушания по обвинению в убийстве Павла Крамена и тогда..
- Эй, постойте! Я не говорил, что Павел его не убивал! Я не говорил, что его сына…
- Верно, но вы сказали, что лично дали ему денег на билет обратно и проводили до станции. Так?
- Он мог вернуться и…
- Вам не нужно ничего выдумывать и домысливать, - я принял нравоучительный вид. – Просто скажете правду, когда спросит судья.
- Мне сейчас.. – патер покосился на зашторенные окна. – Мне сейчас чрезвычайно трудно вырваться…
- Только если придет повестка, - наставительно сказал я. – Но уж если придет – полагаю, вам не нужны проблемы с законом и обвинение в препятствии следствию?
Лицо Захарии пошло пятнами.
- Я…
- Кстати, вы знакомы с мисс Ларие? Она была подругой Эммы.
- Добрый вечер, - патер воззрился на Тори, словно привидение.
- Скажите, вы ведь встречались с Эммой , патер? Как она вам показалась? До убийства?
Я зашел издалека.
Захария поджал губы, в предвкушении.
- Распущенная девочка, - он закатил глаза к небу, изображая мировую скорбь. – Столько страданий для несчастной матери. Всегда грубила, всегда норовила задеть плечом. Очень-очень плохо воспитанный ребенок – ведь подросток это по сути еще ребенок. Я пытался – Господь мне свидетель – я пытался наставить ее на путь истинный, я пытался говорить – но это бесполезно. Демоны ненависти слишком подчинили ее душу…
- Вы все врете! – выпалила внезапно Тори, и мне пришлось схватить ее за руку. – Вы мерзкий, противный человечишка, вы жалкий мужичонка, евнух, урод! Такой же, как и все мужчины! Ясно?! Не смей так говорить про…
- Тори, подожди.
Патер Захария, ошеломленный напором, сделал шаг назад.
- Патер, вы говорите, что Эмма была очень агрессивна. Даже толкала вас.. – я был само сочувствие. – Она была сильной девочкой?
- Сильной? Она была просто ураган! – разозленный патер сжал кулаки. – Хвасталась, что может ударить кулаком… просто вдарить, неважно.
- Она занималась спортом?
Рядом хмурилась Тори, но я уже не мог остановиться.
- Не знаю я, чем она занималась. Стреляла, бывало, на заднем дворе, я однажды видел ее с хлыстом! И к чему все эти…
- Спасибо, патер. Нам нужно перекинуться с Глэдис парой слов…
- Она… ее нет дома…
Внезапно я испугался. Этот голос – он просто захлебывался в собственной лжи...
Дверь оказалась не заперта.
- Глэдис! – вместе с Викторией мы ворвались в захламленный дом, быстро оббежали нижний этаж. – Глэдис, где вы?
Вокруг все было, как я запомнил – зачехленная грязная мебель, на полу – коробки, разбросанные вещи. Запах алкоголя, пота, страха – все вперемешку. Наглухо задернутые шторы.
- Наверху спальня, - подсказала моя спутница.
Мы бросились наверх по тяжелой, скрипящей лестнице, и я едва не поскользнулся на остатках пищи. На втором этаже царил знакомый хаос – на полу грязный, весь в комках ковер, тут и там мусор: пластинки, книги, одежда, один резиновый сапог и осколки чашки. Только у самой дальней комнаты, куда, очевидно, Глэдис просто не добиралась, ничего не валялось.
Я толкнул тяжелую, испещренную порезами и трещинами дверь – она поддалась не сразу, петли скрипели как сумасшедшие. Тот же запах, что и внизу, только усиленный стократ – и лошадь бы свалило с ног. В носу защипало, я невольно сощурился, оберегая глаза.
Глэдис лежала поперек большой, увенчанной балдахином кровати. Простынь была залта рвотой вперемешку с кровью.
- Глэдис, слышите меня?!
Она молчала.
- Тори, вызывай скорую! – я бросился прощупывать пульс.
Девушка исчезла, а я, едва уловив пульсовую волну, попытался сделать непрямой массаж, как учили на курсах в университете – я ходил туда ради инструкторши, очень фигуристой и очень знойной, но она, по счастью, заниматься заставляла всех одинаково.