- Здесь оружие, - коротко пояснил я девушке. – Не хочу открывать, скорее всего именно им убили Оскара Крамена. Надо возвращаться в столицу.
Она некоторое время смотрела на меня, не говоря ни слова. Потом закусила губу.
- Я поеду с тобой.
- Но… - я опешил.
- Я должна увидеть Эмму. Рассказать ей о матери…и об этом.
До меня дошло, что она вовсе не считает подругу виновной. По ее версии, очевидно, кто-то спрятал оружие, прокравшись в дом. Должен признаться, с такой хозяйкой как Глэдис, это запросто мог быть и патер Захария, и любой другой из жителей города.
- Твои родители вряд ли…
- Придется с ними договориться, - пожала плечиками Тори, уже не глядя на меня. – Идем, а то можем опоздать на поезд.
Мы спустились по лестнице на первый этаж. Дом закрывать не стали, только прикрыли как следует дверь и накинули щеколду на калитку.
В глубине души я радовался, что возвращаюсь не один. Близость чуткой, немного стеснительной Тори окрыляла – я воображал себя освободителем Павла Крамена и хотел, чтобы Дик при этом присутствовал.
Я волновался, как он там. Моя красавица права – надо возвращаться как можно скорее.
Мы сели в трамвай на кольце и уютно расположились рядышком у окошка, согревая друг друга. Тори задумчиво смотрела куда-то вдаль, и это добавляло ей совершенно неземной прелести.
Впервые я встретил девушку, которую хотел любить всегда.
Чем ближе мы подходили к дому Турицев-Ларие, тем сильнее нависала угроза скорой расправы. Я, само собой, предвкушал очередную встречу с Мартином Турицем без особого энтузиазма – но весьма надеялся на поддержку миссис Ларие. Она хотя бы вызовет скорую, да и достор Эстерхази живет неподалеку. По кварталу мы шли в кромешной темноте – я нащупал руку Тори и крепко сжал, чтобы продемонстрировать уверенность в благополучном исходе дела.
Как будто эта уверенность у меня была!
Я не знал, как сказать ей о том, что теперь Эмма – главная подозреваемая. Непонятно, откуда она взяла пистолет, чтобы застрелить своего похотливого отчима, если ее собственный остался в Мелахе в тайнике, но в остальном...
Я помнил отрывки из протоколов дела Кесьлевского и Урсава. Раны, которые все приняли за следы звериных клыков и рогов – могли ли они быть оставлены огнестрелом? Но как этого никто не услышал, ведь в заповеднике тусовалась целая толпа развратных подростков? С Краменов у меня как-то не возникало вопросов – они были наедине, свидетелей встречи не было и мало ли, каким образом она могла его укокошить.
Оставалась нерешенной и загадка финансового свойства – откуда у Глэдис нашлись деньги, чтобы спрятать дочь в психушке, но это можно выяснить и потом.
Я набрал номер Тонина.
- Добрый вечер. Если вы не в курсе, Глэдис Стоун увезли на скорой.
- Да, как раз выслушивал в третий раз, какой молодец тот незнакомый молодой человек, который…
- Как она?
- Стабильно тяжелое состояние. Уже не в реанимации, но все еще без сознания.
- Это все патер…
- Мы займемся этим делом, Эмрон. Патер Захария – наша забота.
- Спасибо.
Я повесил трубку. Конечно, Тонин прав – ввязываться в расследование махинаций патера у меня не было ни времени, ни сил. И желания не было, самое главное – шел он лесом, право слово.
Мы зашли в полутемную гостиную, где Мартин Туриц дремал перед включенным телевизором: на столе вылялся пустой пакет из-под сушек, на полу – две банки пива.
- Тори? – он приоткрыл глаза и с трудом сфокусировался.
- Это я, папа, - просто поразительно, как менялась интонация ее голоса при разговоре с отцом – прямо кроткая овечка, даже ягненок. – Со мной господин Эмрон.
- Кто?
Я и не надеялся, что Туриц запомнил, как меня зовут. Все наши прошлые встречи проходили не в самой приятной обстановке. Кое-как перекатившись на диване, гравер тяжело поднялся; он уставился на меня мутными глазами, а в мозгу явно происходила очень медленная и непонятная работа. Внезапно он заметил, что на улице давно темно.
- Ах ты, мерзкий сученок!
- Мама! – Тори сделала шаг вперед, заслоняя меня. – Мама!!
Мне показалось, или изящные, тонкие пальцы сжались в кулаки?
Миссис Ларие появилась не сразу. Я буквально впечатался во входную дверь, не желая прятаться на улице, но перед лицом пьяного гравера у меня не оставалось выбора. Вера Ларие не стала по примеру дочери бросаться между нами – она осталась стоять на пороге кухни. Даже сейчас, в десятом часу вечера, она была при полном макияже, с идеальной прической и в одежде, которую я бы с трудом назвал домашней.
- Мартин. Прекрати.