Я налил кипятка в ближайший стакан и подал Софии. Она метнула неприязненный взгляд из-под всклокоченных волос, но питье приняла. Что уж ее винить – я и сам знал степень моей вины в происходящем.
Жидкость явно пошла на пользу.
- Оскар Крамен был не слишком сахарным ребенком. Многие подтвердят мои слова. Избалованный отцом грубиян, с детства усвоивший, что ему все можно. Лапал девушек на улице и в колледже, чуть ли не затаскивал в постель – и сам мог забраться к понравившейся постоялице. На учебу ему было плевать – он знал, что отель будет его кормить до самой смерти. Мы не слишком ладили – он учил Амели говорить гадости въезжавшим, а Павел спускал ему все с рук. Пытался приставать и ко мне – но на кухне, - она показала рукой на стену, увешанную половниками и дуршлагами – у меня есть, чем защитить себя. Мы не ругались, просто подначивали друг друга – и когда к Павлу приходили жаловаться на Оскара, я никогда не принимала его сторону. Да это и не требовалось – Павел все спускал тому с рук. Говорил, что у него золотой мальчик, для которого он в лепешку расшибется.
Она фыркнула.
- Паша – отличный мужик во всем, кроме сына. Тут природа дала маху – но, как видите, быстро исправила свою ошибку. И я к этому не причастна.
Дик помолчал, барабаня пальцами по столу.
- София, я попрошу вас еще раз написать все, что было в тот день – связанное с Оскаром, конечно. Как вы это помните. Оставьте бумагу в комнате, вечером я, возможно, задам новые вопросы. Попробуйте уговорить вашего сожителя дать показания здесь – мы и так весьма утомили следователя Тонина.
Я помотал головой. Куда делся издевающийся, оскорбляющий женщину Дик? Снова эта мягкость, вежливость, спокойный тон и никаких угроз.
- Нам пора в город, Проф. Не зевай.
Стоило мне задуматься – его уже и след простыл.
Я с трудом дождался, пока мы вышли на улицу. Я даже не спрашивал, куда мы идем – точнее, забыл. Я кипел благородным негодованием и поспешил его излить, стоило нам перейти через трамвайные пути и углубиться в город.
- Дик, это же свинство! Ты слышишь? Хамство, свинство и… Да ты слышишь меня? – мне пришлось дернуть его за рукав дорогого пальто, чтобы притормозить. – Дик, с женщиной так нельзя!
- Как – так? – он остановился, тщательно, двумя пальцами отцепил мою клешню и продолжил идти.
- Так нагло и грубо. Ты же оскорбил ее не меньше десятка раз, одним своим тоном и намеками.
- Ну, будем считать, она на меня обиделась, и дело с концом. Много ли с этого горя?
- Дик… - я растерялся и остановился.
Он, пройдя еще немного, развернулся, подошел ко мне и тряхнул за плечи. Надо сказать, ощутимо – моя голова мотнулась взад-вперед, как у китайского болванчика и встала на место.
- Слушай сюда, Проф. С тобой Тонин не особо церемонился.
- Я же мужчина…
- Не перебивай. С тобой он не церемонился по другой причине. Ему нужно было выбить из тебя признание. Как угодно – хоть четвертовать, но выбить. Ты был его единственной рыбешкой в этом мутном болотце – впервые за четыре месяца. Не удивительно, что голова пошла кругом, и простейшая логика на время отказала. Мне тоже нужны были ее показания. Не признание – она не убивала Крамена, и ежу видно. То есть тронь он девочку – убила бы, но иначе. Отравила или еще как. Но не искромсав ему половые органы. Мне нужно было знать причины ее отношения. Чтобы понять, кто убил Крамена сотоварищи, надо понять, кто они были. Кое-как разобрались с Оскаром, а завтра мы идем в колледж и узнаем про остальных. Ясно?
- Но зачем же было… - промямлил я.
- Затем, - жестко отрезал Дик. – Затем, что она собиралась развести сопли и нас прокатить на них. Нежные женские натуры и прочая, и прочая. К ее возрасту у женщины, которая два месяца кряду одна тащит на себе ребенка, отель и любовника не может быть нежной натуры – только хватка и сила. Поэтому я с ней не церемонился и тебе не советую лезть с утешениями. Не дай бог Крамен-старший чего удумает. Он же у нас вроде как неадекватен с горя – ему все простится. Так-то.
Мы пошли дальше. Я с досады разглядывал окрестности – мы углублялись на юг, в ту часть города, через которую ехали с вокзала. Здесь дома становились все меньше, пространство между ними – все больше. Тут и там торчали домики-магазины, народ неспешно прогуливался по маленьким скверам, наслаждаясь последними теплыми деньками золотой осени.
- Сегодня же воскресенье… вряд ли этот гравер…
- Есть шанс, что работает, - перебил меня Дик. – Это как сапожник или парикмахер: воскресный день более урожаен, чем будни. В будни рабочему народу некогда тратить вечернее время на всякие мелочи.
Он снова был прав – кругом прав. Это начинало бесить. Я запахнул куртку и насупился.