- Идем, Проф, надо успеть в колледж к одиннадцати.
- Почему? Ты уже предупредил…
- Нет, одиннадцать – это время, когда ранние пташки еще не сбежали с последних лекций, а совы – как раз продрали глаза и явились ко второй паре.
Я пожал плечами и залпом влил в себя остатки чая, хотя не могу не признать – в его словах присутствовала весьма правильная в отношении студентов логика. Набросив пиджак, я выбежал из отеля, силясь догнать чересчур прыткого напарника. Почти бывшего напарника.
На улице внезапно похолодало – я приготовился к тому, что по возвращении в столицу меня ждала гораздо худшая погода. На улице, несмотря на ясное небо, дул пронизывающий ветер, сворачивая опавшие листья в перекати-поле, которые то и дело наталкивались на прохожих, сбивая с размеренного шага. Обогнув сквер, мы прошли вверх по центральной улице до ближайшей трамвайной остановки, проехались немного в давке, свойственной любому рабочему понедельнику – но, безусловно, это не была «давка» в понимании столичного жителя – и через несколько остановок вышли на кольце. Я все время таращился в окно, в предвкушении расставания с Мелахой, надеясь увидеть в ней что-то положительное, после всего пережитого негатива. Мимо меня проплывали новостройки, магазины, украшенные погасшими фонариками деревья и бездомные коты, в унисон тянувшие свою песню на крышах. Здесь можно было бы остаться в тишине и наслаждаться жизнью – но дальше эта мысль улетела в никуда. Почему Дик все утро молчал, оставалось только гадать – обиделся на мое дезертирство, готовился к допросу студентов или просто предпочитал молчание. Изредка я слышал его бормотание:
- Так-то оно так, само собой… однако момент все же никудышный…
Или:
- Ты понимаешь, вроде все так и надо – однако есть же заковыка…
Я почти не вслушивался в эти реплики, зная, что они адресованы не мне. Возможно, в его разуме существовал некий Дик-два, который все время задавал каверзные вопросы и требовал на них ответов. Мне тогда было все равно – да и сейчас, признаюсь, тоже.
Добравшись до колледжа, гордо именуемого «Колледжем прикладных и точных наук города Мелаха», мы, само собой, направились первым делом в кабинет директора. Таинственное удостоверение Дика творило чудеса – мы были приняты сухощавой дамой в больших очках ровно через десять минут после преодоления первого и единственного препятствия в лице дежурного охранника.
Госпожа Мелинда Роувен приняла нас в кабинете, отделанном мебелью с претензией под красное дерево, уселась за широкий стол и поправила дужки очков. Она явно приготовилась к долгой изнуряющей обороне.
- Я уважаю ваши полномочия, как представителя власти, - она чопорно смотрела на Дика поверх очков, - однако для студентов подобные допросы - это стресс и только с позволения родителей…
- Вашим студентам больше двадцать лет, - Дик не стал садиться, хотя в кабинете, кроме длинного стеллажа с документами, стояло широкое кресло и пара стульев. – Таким образом они уже не нуждаются в присутствии ни родственников, ни социального работника. Времени не так много, госпожа Роувен – вы должны понимать, что все трое убитых – ваши студенты и, таким образом, пока преступник на свободе – именно их сверстникам грозит наибольшая опасность. Чисто логически.
Дама побледнела, но стойко держала удар.
- Следователь Тонин уже опрашивал всех, кто мог иметь отношение….
Дик хрустнул суставами пальцев.
- Госпожа Роувен, мы оба знаем, какие вопросы задавал миляга Тонин. Кто кого видел, кто с кем говорил и как же так получилось. Я хочу задать другие – и вы боитесь, что они окажутся неподходящими, не так ли? Увы, этого не в силах избежать никто – но если мы будем поменьше трепаться сейчас и больше времени посвятим расследованию, то результат в общем может оказаться намного продуктивнее. Для начала я хотел бы послушать вашу краткую характеристику отношений других студентов с тремя покойными.
- Никто в этом колледже…!! - взвилась директриса.
- Само собой, - вежливо улыбнулся Дик. – Просто расскажите нам.
Выяснилось, что Урсав и Кисьлевский были неразлейвода, а с Краменом общались мало, однако все трое были известными заводилами, любителями женского пола, а посему в число их знакомых можно смело записывать весь колледж, кроме, разве что, первого курса. По поводу их успеваемости директриса сделала было вид, что о мертвых плохого не говорят, но тот самый Диков взгляд мигом заставил ее вспомнить, что учились все трое неважно, чуть лучше других Кесьлевский, так как хотел стать журналистом, не имел родителей и уже начал подрабатывать. Худшие результаты – я совсем не удивился – демонстрировал Оскар Крамен: его мало интересовала учеба вообще, он появлялся на уроках физической подготовки, чтобы блеснуть мышцами, на математике откровенно зевал, а на гуманитарных предметах клеил девочек. Все трое должны были в этом году закончить второй курс и перейти на последний, третий.