- Да простит меня бог… да простит меня бог… я знаю, зачем он приезжал. Он приезжал к ней. К ней! Иудино отродье! Она не дочь мне, не дочь! Это не моя дочь!
- Вы с ним разговаривали?
Она перестала молиться и посмотрела на Дика, словно впервые его видя.
- Кто вы такой? Кто вы такой, что вы тут делаете? Прочь, прочь из моего дома! Искушение, дьявол искушает меня. Помогите…
Она сникла и заплакала. Дик, неохотно оторвавшись от кресла, присел рядом и приобнял женщину за плечи.
- Все будет хорошо, Глэдис. Теперь все точно будет хорошо. Скажите, можно поговорить с Эммой?
Я похолодел. Вот оно!
Та непонимающе смотрела на Дика несколько секунд, потом расхохоталась.
- Поговорить с Эммой!! Это да, это здорово! Поговорить с ней! Поговорить с Эммой, с моим счастьем, моей деткой, моим золотцем! Никто уже с ней не поговорит, слышите? Она уже…
- Что с девочкой? – Дик, потеряв самообладание, схватил Глэдис за плечи. – Что с ней?
- Она отправила свою дочь в столичную психушку, - не выдержал я. – Сразу после убийства Крамена.
Он посмотрел на меня так, словно хотел испепелить на месте.
- Вы отправили свою дочь в клинику, Глэдис? Зачем вы это сделали?
- Она помешалась, в нее вселился дьявол! Вы что, не знали? Не знали, ха-ха-ха. Она совсем сбрендила, бедная моя мышка. Совсем... Я никому не скажу, где она. Поняли? Проваливайте! Никому-никому, это тайна. Я умею хранить тайны, я обещала. Патер свидетель, я обещала.
Ее начало клонить в сон. Дик встал и начал мерять комнату шагами, яростно оглядываясь по сторонам. Я был бы рад ему помочь, но увы… только не теперь.
На каминной полке, покрытой толстым слоем пыли, валялся всякий хлам: рваные бумажки, немытые стаканы из-под виски, отломанная подставка от фарфоровой статуэтки, а среди всего этого, но чуть поодаль – визитка, тоже пыльная, но все равно притягивающая взгляд. Оформление – лаконичное, в темно-красных тонах, никаких там виньеток или картинок. Просто – доктор Маргрета Рипл, директор и главный врач «Центра клинической психологии». Внизу телефон и адрес. В столице, в хорошем районе. Не так уж далеко от места преступления – только на другом берегу реки. Никаких вам попрошаек, недостроенных каменных коробок и прочих признаков упадка. Я потратил несколько секунд, ловя взгляд Дика – наконец, мне удалось привлечь его внимание. Он быстро пробежал визитку глазами и отвернулся. Я быстро сунул визитку в карман и отошел.
- До свидания, Глэдис. Надеюсь, вам станет…
Легкий храп подсказал ему, что женщина давно и крепко спит. Пожав плечами, Дик направился к выходу. В палисаднике я попытался догнать его, чтобы выразить свои сожаления, поделиться подозрениями – в общем, признать, что я кругом виноват, но Дик шел все быстрее. Вдалеке я заметил знакомую фигуру в черном.
Дик прибавил шагу. Я подумал и не стал его догонять.
Патер Захария остановился в нерешительности. Дик пронесся мимо него, словно ошпаренный – я продолжал стоять, зная, что развернуться и уйти Захария не сможет – на кону стоял дом Глэдис, а может быть, что-то еще. Алчный служитель культа потоптался на месте, перенося вес с ноги на ногу и, наконец, осторожно двинулся в мою сторону. Я, с трудом изобразив на лице подобие дружелюбия, поджидал его у низенького, облезшего забора.
- Добрый вечер, патер.
- Снова терзаете бедную женщину?! – он сразу перешел в наступление. – Неужели вам мало ее страданий?
- Я вот думаю – может, это вы убили мужа Глэдис, чтобы избавиться от претендента на дом? А дочку отправили в психушку – из жалости, полагаю.
Он оторопел. Внесу ясность: я не видел в Захарии злобного убийцу – все-таки он выглядел слишком тщедушным, таких еще называют плюгавыми; что называется «кишка тонка», если вы меня понимаете. Именно поэтому мои слова напугали его, и я позволил себе добавить:
- Странно, что следователь Тонин не рассматривал эту версию прежде. Думаю намекнуть ему при следующей встрече, просто по-дружески.
- Это невероятная, самая наглая чушь в моей жизни! Я – служитель церкви, если вы хоть что-то в этом понимаете.
- Само собой, - продолжал наступать я. – Прекрасное алиби. Чаще всего священники вообще все подозрений и, по-моему, совершенно напрасно. Я бы на вашем месте, патер, уделил мне несколько минут – Бог вас простит, я уверен – тем более, что Глэдис наклюкалась и спит так крепко, что даже не заметит вашего отсутствия еще несколько часов кряду.
Он задумчиво разглядывал меня, покусывая губу. Я задел его за живое – быть не то, что обвиненным, но даже подозреваемым в убийстве патеру Захарии совершенно не хотелось.