- Вам туда нельзя, - конфузясь, он положил руку на вертушку.
- Вот как? – я не удивился. – Тогда, может быть, я позвоню следователю по местному телефону?
На такой вариант инструкций ему не выдали.
- Звоните.
Тонин не брал трубку очень долго – само собой, он не ожидал, что его могут побеспокоить по важному делу с какой-то проходной.
- Тонин слушает.
- Добрый день, это Эмрон, - быстро затароторил я. – Меня не пускают здесь, внизу – это Дик распорядился, я знаю. Неважно. Послушайте, Крамен невиновен.
Гадкий следак не дал мне договорить.
- Мне помнится, вы новичок в этом деле, господин Эмрон или как вас там.
Вот гнида, припомнил мне утраченные документы.
- Тонин, не важно, сколько я в деле, ведь могут посадить невиновного…
- Я бы на вашем месте радовался, что вместо вас.
- Он не вместо меня! – завопил я так, что бедняга сержант подпрыгнул на стуле. – Человек невиновен, пока не доказано обратное! Вам что, лишь бы закрыть дело и забыть?! Вы же знаете Павла…лучше всех нас. Он же не убивал…
- Господин Эмрон, это решит суд, - в трубке щелкнуло, и Тонин отключился.
Я размахивал руками, выкрикивал нецензурщину и всячески пытался решить, что мне теперь делать. Если Дик в здании, можно дождаться его возвращения и любыми средствами заставить выслушать меня. Если Дика здесь нет – то где же он?
- Мой…эээ… коллега здесь? – поинтересовался я у сержанта и получил утвердительный кивок. – В таком случае придется вас стеснить своим присутствием до его появления.
Моя туманная и вычурная фраза смутила беднягу окончательно, он уткнулся в газету с кроссвордом и только изредка стрелял в меня глазами.
Я должен был выяснить, кто убил Робинсона и парней. Я понятия не имел, почему уверен в том, что убийца – один и тот же. Но знал, что это так. Кандидатуры, которые казались очевидными, совершенно не подходили – Урсав-старший не стал бы убивать собственного сына, а патеру Захарии, если забыть про его тщедушный вид, требовался хоть какой-то мотив для смерти трех молодых людей в городе, который он намеревался сделать пристанищем своей церкви.
Ни один не подходил.
Я не верил, что Робинсон испытывал к Эмме отеческие чувства. Здесь крылось нечто большее – и только Виктория Ларие могла помочь пролить свет на это дело.
До меня донесся звук шагов. Я вскочил и уставился в полутемный коридор. В мою сторону двигался Павел Крамен, в наручниках и с конвоиром по левую руку. Чуть позади, в наглухо застегнутом пальто, держа руки в карманах, шел Дикобраз
. Даже не взглянув в мою сторону, все трое вышли на улицу.
Глава 15. Кто ты - Эмма Стоун?
У ворот стоял полицейский фургон. Дик, сунув голову в кабину, разговаривал с водителем. Я пронесся мимо, крикнув через плечо Крамену, безучастно созерцавшему носки своих ботинок:
- Я знаю, что вы невиновны! Все обязательно выяснится!
Тот, кажется, едва расслышал мои слова. Дик, напротив, высунул голову и очень четко, не глядя в мою сторону произнес:
- Поезд отходит сегодня, в одиннадцать вечера.
Стало быть, он помнил, что я в Мелахе по его милости и без гроша в кармане. Это немного, но все же лучше, чем ничего.
До дома семейства Ларие мне предстоял изрядный крюк. Вы спросите, возможно, – если я плохой рассказчик – какого лешего я туда поперся вообще и накануне собственного объезда в частности? Это забавно, да – сейчас, анализируя все события снова и снова, я знаю ответ. И он мне не нравится.
Я бежал сломя голову к единственному человеку, с которым хотел поделиться новостями.
Смешно. Грустно.
Все одновременно.
Виктория Ларие, милая ботанка, зажатая жерновами родительской воли, притягивала меня, словно магнит. Отчасти Дик прав – для столичного парня забавная, непредсказуемая провинциалочка мерещилась лакомым кусочком. Хотел ли я ее соблазнить?
Абсолютно точно - да.
Но не только.
К девушке, которую хотят «поматросить и бросить», так не бегут. Через кусты, через центральную площадь, оскальзываясь на лужах, покрытых тоненькой пленкой молодого льда, забыв про городской транспорт и не замечая удивленных взглядов. Так бегут к девушке, которая действительно волнует.
У меня есть мужество признаться, видите?
Когда я добрался до дома Виктории, окончательно стемнело. Судя по часам на торговом центре, шел девятый час, а значит, до отхода поезда оставалось все меньше времени. Как ни мал этот городишко, до вокзала мне еще предстояло не меньше часа быстрой ходьбы, так как денег на такси не было.