- Она ведь могла забеременеть… - очередная моя «гениальная» догадка.
Доктор Эстерхази пожала плечами.
- В один из ее редких визитов, года три-четыре назад, я постаралась донести эту мысль и показала, что нужно применять и где покупать. Она была умная девочка, вы же знаете.
Хм. Даже на умных девочек иногда находит.
- Еще один вопрос, - я чувствовал, что топчусь на месте. - Ее мать развелась с отчимом – но ничего не наладилось. Эмма сейчас в психушке, вы знали?
Кровь отлила от ее щек.
- Я догадывалась, - прошептала доктор. – К этому все шло. Тем более этот психолог в школе…
Я вспомнил, как Памела Гринвуд приняла поначалу наш с Диком визит за очередную психологическую беседу.
- Что шло?
- Эмма стал неуправляемой. Мать, ударившаяся в религию и не оторвавшаяся от бутылки, стала повсюду кричать об этом – и грозила упечь девочку в больницу. Видимо, ей это удалось… хотя они даже не сочли нужным поговорить со мной или другими врачами из клиники, а ведь мы знали Эмму с рождения.
Мне тоже это показалось странным.
- Последний вопрос, доктор Эстерхази – она была сумасшедшей, как по-вашему?
- По-моему – нет. Но глубоко несчастной - была.
Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. Какие тут слова скажешь? Доктор Эстерхази, добрая душа, повидала на своем веку много грязи и вряд ли история одной… ну пускай трех семей заставила бы ее выйти из привычного русла жизни. Но я видел, что она искренне сострадала Эмме – той Эмме, которую я так и не узнал. Мы попрощались. До отхода поезда оставался час.
Гребаный час на то, чтобы изменить хоть что-то.
Но это я сейчас говорю такие возвышенные слова, оправдываю себя в собственных глазах. Тогда я уже прекрасно понимал – ничего не изменить. Поезд уедет по расписанию, на нем будут Дик, я и Павел Крамен в качестве арестованного с конвоирами. Стоило подготовиться к возвращению в столицу.
Павел Павлом, но меня беспокоили две вещи – работа и квартира. Мысль о том, чтобы возвратиться блудным сыном к родителям, которым я не подавал о себе вестей почти две недели, рвала мозг на части. Лишился квартиры, лишился работы и внезапно объявился, когда уже проверены все морги и замучены звонками больницы. Если меня выкинули с работы – а меня выкинули, как пить дать, то своих денег мне не увидеть довольно долго. На счету в банке оставались сущие крохи, большую часть накоплений съело празднование моего назначения два месяца назад. Срок уплаты за квартиру прошел десять дней назад, а по договору найма самый предел – четыре дня. Вытерпев причитания матери и ругань отца, я буду оторван от города, и дорога в академические круги захлопнется окончательно.
Итак, без жилья и без работы я собирался каким-то образом помочь Павлу Крамену избежать тюрьмы за то, чего он не совершал. Безусловно, история знала и более безрассудные поступки, но в моей жизни этот казался самым безнадёжным.
Помимо нелицеприятного разговора с родителями и начальством – бывшим – меня глодало непонимание. Как увязать события в стройную гипотезу, чтобы все внезапно разложилось по полочкам и больше с этих полочек не слезало?
Я шел в сторону вокзала – хотелось спрятаться, не видеть никого, иначе желание убежать, остаться в Мелахе могло взять верх. Хотя это не лучший вариант, знаю – благодаря Дику моя репутация в городе выглядела весьма прокисшей. Какой путь ни возьми – всюду клин, и ничего приятного. Для человека, всю жизнь намеренно избегавшего проблем, подобная развилка представлялась настоящим проклятием небес.
Возможно, так оно и было.
Я запахнул куртку поплотнее, нахохлившись, словно обиженная птица. Холодало – даже здесь, на юге, осень брала свое. В столице, по моим подсчетам, этой ночью вполне могли бы заморозки или даже выпал снег – тоже ничего радостного, учитывая, что могла сделать с моими вещами домовладелица. Да еще этот убитый консьерж…
Впервые в жизни мне хотелось – я отчетливо сознаю это теперь, когда прошло время – чтобы рядом был человек и больше ничего. Кто-то, кто оказывал бы поддержку своим присутствием, говорил всякие пустяки, не задавал вопросов и не упрекал. Говорят, именно для этого люди женятся, не знаю. Может быть, в тот момент мне действительно была нужна жена. Как абстрактное понятие, хотя абстрактных жен не существует, верно? Они всегда вполне конкретны и отнюдь не безупречны. Или отец – только не то аморфное чудовище, терроризировавшее мать, а кто-то сильный и понимающий.