Мы обменялись приветствиями. Лейтенант даже вставать не стал, лишь чуть наклонился вперед в своем необъятном кресле. Я остался стоять в центре кабинета.
- Мы…я останавливался в гостинице Павла Крамена, когда приезжал в Мелаху. Пообщавшись, я немного узнал его. Скажу честно – не верю в его виновность.
- Вы можете выступить в суде, - вежливо пожал плечами Меруза.
- Если меня вызовут повесткой, - я покрылся испариной. – Но я хотел бы поговорить с ним. У него нет никого из родных, сын погиб, здесь в столице он тем более один. Я всего лишь хочу оказать поддержку…
- У нас довольно строгий порядок по посещений. Вы сами сказали, что вы не родственник…
- Ему уже назначили адвоката?
- Это допрос? – мой собеседник предостерегающе улыбнулся.
- Просто я думал, что мог бы заручиться его согласием.
- Вы выглядите довольно уверенно, но внятно объяснить цель посещения не можете. Я склонен вам отказать, но если господин Крамен изъявит желание вас видеть и его адвокат не станет возражать, то это решение может быть изменено.
Я не успел выйти во двор, как меня позвали обратно. Крамен решил со мной побеседовать.
Вернувший меня сержант хмуро указал на кабинет нужного следователя и пропал. Постучавшись, я обнаружил, что время приема еще не началось, услышал о себе много лестного, но терпеливо остался ждать. Потом написал заявление – от руки! - получил заветную подпись и был препровожден к выходу, сжимая в руке заявление и карту, как проехать к следственному изолятору.
Тащиться пришлось на самую окраину города, но я стоически вытерпел давку в троллейбусе, вышел на остановку раньше и прошелся пешком. Сообщил на работе, что задержусь, и чем ближе подходил к нужному зданию, тем острее чувствовал себя не в своей тарелке. О чем мне говорить с Краменом? Да и послушает ли он меня вообще?
Сердобольная старушка подсказала начало пути. Начало представляло собой два зарешеченных окошка: я отыскал то, в котором принимали заявления на букву К, и встал в очередь. Так как окошко открылось еще в восемь утра, очередь стояла большая. Я вглядывался в невыспавшиеся лица, не всегда отличая матерей от жен и подруг. Что испытывает человек, когда кто-то родной оказывается преступником? Разочарование? Боль? Винит ли государство, что арестовало невиновного или себя, не что не предусмотрела, не научила, не сберегла?
Философия, сплошная философия.
Моя очередь подошла только через полчаса. За это время унылое здание из серого кирпича успело изрядно намозолить глаза: я уже не знал, куда деваться из этого места. Пару раз мелькала мысль плюнуть на Крамена и свалить. Очень заманчивая мысль.
Но.
Взялся за гуж…
Больше всего смутило то, что у меня забрали удостоверение личности. Я получил его назад совсем недавно и ужасно не хотел выпускать из рук, но хмурая женщина в окошке проигнорировала мое мычание:
- Ваше время – двенадцать сорок пять. Следующий!
Без четверти час?! Мне предстояло ждать больше двух часов в огромном холодном зале, все сидения были давно заняты, а два тусклых, немытых окна едва ли позволяли любоваться пейзажем.
Чего ради я вообще сюда приперся? Про Дика Крамен ничего не знает, о собственной невиновности ему и без меня хорошо известно. Расспросить его про Эмму? Глупо ожидать, что Павел сможет сообщить больше, чем доктор Эстерхази.
И что я тут делаю тогда?
В назначенное время меня обыскали, отобрали мобильник, прогнали два раза через металлоискатель, пока не убедились, что пищит конкретно пряжка от ремня и вместе с двумя другими женщинами проводили в комнату для свиданий – просторную, очень ярко освещенную комнату.
Крамен уже был там.
Я смотрел на похудевшего и заросшего щетиной хозяина отеля и не знал, с чего начать. Сочувственные слова застряли в горле.
- Павел, - я сел, стараясь поймать его взгляд. – Я скажу вам, зачем пришел. Это очень важно. Ваше дело не закончено, и я уверен… я знаю, что ваша невиновность все очевиднее с каждым днем. Но следствие пошло по очень длинному и опасному пути, я не могу вам рассказать. Я считаю, что есть и другие способы доказать вашу невиновность.
- Все не угомонитесь? – хрипло поинтересовался Крамен, не выказывая особого интереса. – Вам-то какое дело посадят меня или нет?