— Вы меня узнаете?
— Я вас видел у нас в кооперативе, когда лопнул мешок с зеосилом и вас с головы до ног накрыло белым облаком.
— Тогда вы пытались еще утешить меня тем, что сами недавно отнесли в химчистку свои заляпанные виксилом брюки. Но я, к сожалению, не сразу понял, что эти слова имеют прямое отношение к совершенному вами убийству Зигмунта Стояновского. И к тому, что вы так упорно охотились за мной.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Прекрасно понимаете, а у меня, кроме того, есть неопровержимые доказательства. Сейчас я вас с ними познакомлю. Вы проиграли, пан Вишневский, и вам не остается ничего другого, как признаться во всем содеянном. Дело очень серьезное: одно убийство и два неудав-шихся покушения на сотрудника милиции. Вам грозит смертный приговор. Искреннее признание в совершенном преступлении суд принимает во внимание как смягчающее вину обстоятельство. Советую над этим подумать.
— Я никого не убивал, — упрямо твердил Вишневский.
— Вы задумали и совершили исключительно дерзкое убийство. Оно вам удалось. Но, как во время убийства, так и позже, вы допустили множество ошибок. Преступление никогда не удается скрыть. Преступник обязательно оставляет следы.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Ну хорошо, тогда перейдем к фактам. Итак, на двухкилограммовой гире, найденной возле трупа Стояновского, обнаружены микроследы зеосила. Вот заключение отдела криминалистики, можете прочитать. Неопровержимое доказательство того, что инженера убил некто, имеющий дело с зеосилом. Это след, указующий на ваш кооператив как на место работы убийцы.
Вишневский молчал.
— В кооперативе, а точнее говоря, на складе кооператива обнаружено три комплекта гирь. Один из них неполный. В нем недостает одной двухкилограммовой гири. Сравнение найденной гири с остальными показывает, что она взята именно из этого комплекта.
— Ну и что из того? Гирю мог украсть кто-нибудь случайно приходивший в кооператив или убийца, чтобы бросить подозрение на меня.
— Все правильно, — согласился поручик, — но у нас есть свидетель убийства. Он стоял в подворотне, и вы его не заметили. Зато свидетель хорошо вас видел и даже заметил жирное пятно на ваших джинсах. На голове у вас была серая кепка, вы были в светлом плаще. Многие работники кооператива показали, что не раз видели вас в этой кепке и таком плаще. Правда, мы их у вас не нашли — вероятно, вы их уничтожили. Но выбросить новые джинсы пожалели. Вот они. — Поручик достал брюки из шкафа. — Ваши?
— Мои. И что из этого? На них нет никакого пятна.
— Ошибаетесь. Вы, естественно, отдавали брюки в химчистку, и мы даже установили, в какую именно, но пятно все-таки осталось. Простым глазом невидимое, но зато отчетливо заметное в инфракрасных лучах. Вот фотография, полученная с помощью такого аппарата, — поручик протянул Вишневскому фотографию. На правой штанине ясно виднелось пятно овальной формы.
Допрашиваемый впился взглядом в фотокарточку, словно перед ним возник вдруг страшный призрак.
— Свидетель вашего преступления, Мария Болецкая, — продолжал Чесельский, — узнала эти джинсы среди десятка разных других брюк. Она работник химчистки, и у нее профессиональный глаз. Ее показания запротоколированы. Хотите ознакомиться?
— Нет.
— Одно вам удалось почти безошибочно. Это первое покушение на мою особу. Вы снова рискнули пойти на преступление в центре города, неподалеку от милиции. Если бы не молниеносная реакция пани Стояновской, мне бы теперь с вами не разговаривать, хотя от правосудия вам все равно не удалось бы уйти. По этому покушению, признаюсь откровенно, у нас нет никаких улик. Иное дело с бомбой, присланной вами сюда к нам, в управление милиции. Вы работали в резиновых перчатках и не оставили следов ни на книжках, ни на коробке со взрывчатым веществом. Но были одеты в тот день в синий пиджак. Его рукавом вы задели обложку второго тома книги, не поврежденного вами, и в результате на ней остались микроследы — мельчайшие шерстинки. Вот пиджак. — Чесельский снова открыл шкаф. — А вот заключение отдела криминалистики, подтверждающее, что шерстинки эти — с вашего пиджака. Бомба была изготовлена с использованием капсюля и охотничьего пороха. Такие же капсюли и порох найдены в вашем доме. Вы охотник, член охотничьего общества и покупали охотничьи принадлежности совершенно легально. С целью, конечно, охоты, а не для того, чтобы убивать людей. В вашей квартире найдена также пластина, из которой изготовлена пружина взрывного устройства. Вы полагаете, нужны еще доказательства?
Вишневский не отвечал.
— Вы имеете право молчать. Можете даже говорить неправду Это мы, милиция и прокуратура, обязаны доказать вашу вину. Собранные нами улики вполне достаточны для того, чтобы составить обвинительное заключение. Убедительны они будут и для суда, независимо от того, признаете вы свою вину или нет, скажете правду или будете продолжать отпираться. Да, я забыл еще об одном: служащая почтового отделения на улице Сверчевского тоже опознала вас среди показанных ей фотографий: вы тот человек, который отправлял бандероль в адрес городского управления милиции — в ее практике это единственный случай, когда бандероль отправлялась в Варшавское управление милиции, учреждение, находящееся тут же рядом, за углом. Повторяю еще раз — вы проиграли, пан Вишневский.
— Я… я не хотел убивать. Это Пакош меня заставил.
— Расскажите, как все было.
— Я выносил понемногу зеосил. Совсем крохи, по килограмму-два… Однажды меня поймал на этом Пакош. Он посмеялся над моей глупостью и сказал, что такие «несуны» обычно и гниют в каталажках. Надо провернуть операцию, но такую, которая дала бы миллионы. Тогда-то мы и перестали закладывать зеосил при производстве виксила. Быстро образовались огромные излишки. Часть из них мы вывезли под предлогом доставки в отделение на Жерани. Но остального продать не успели: однажды Пакош пришел и сказал о провале — Стояновский обнаружил, что виксил не отвечает требованиям стандартов, позвонил Пакошу и пригрозил, что отдаст пробы на анализ. Чем это могло кончиться — ясно.
— Тогда вы испугались и прекратили вывоз вексила со склада, так?
— Да. Пакош тут же снова распорядился закладывать зеосил в изготавливаемый нами виксил. А мне сказал, если я не хочу лет десять отсидеть в тюрьме, надо убрать Стояновского… При этом объяснил, что если бы Стояновский не знал его лично, то он управился бы с этим сам. Он же, после того как вы к нам приходили, послал меня в то кафе. А по телефону вам звонила и договаривалась о встрече «Под курантами», выдав себя за Стояновскую, его жена. С бомбой — тоже его идея. Он знал, что я занимаюсь охотой и у меня есть порох. Он сделал и передал мне чертеж бомбы. Я полностью был в его руках и боялся ослушаться. — Вишневский в изнеможении умолк.
— Сегодня на этом закончим, — решил поручик. — Завтра допрос продолжим. Вы подробно мне расскажете, как сложилась ваша преступная группа и как вы осуществили убийство Стояновского.
— Это все он, он меня подбил!
— Определить степень вины каждого из вас — дело суда.
Отправив арестованного, Антек Шиманек весело рассмеялся:
— Ну, кажется, все!
— Не спеши радоваться, — остудил его пыл поручик. — Предстоит еще немало повозиться со всеми другими членами шайки. Прокурору надо сдать дело застегнутым на все пуговицы. Признание главного преступника — еще полдела. Важно установить, кто был организатором и зачинщиком преступления, а кто работал «на подхвате».
— Это все понятно. Но главное сделано!
В этот же день, вечером, Анджей Чесельский набрал хорошо знакомый ему номер. Когда на другом конце отозвался низкий мелодичный голос, поручик, волнуясь, сказал:
— Говорит Анджей…
В трубке наступило долгое молчание.
— Алло, ты слышишь меня?
— Я уж думала, ты не позвонишь никогда.
— Сегодня наконец преступление раскрыто. Убийца Стояновского арестован и признал себя виновным.
— Да…
— Скажи, я могу прийти к тебе?
— Приходи скорее! — услышал он в трубке.
― ВНЕЗАПНАЯ СМЕРТЬ ИГРОКА ―