Отдел криминалистики при Главном управлении милиции ПНР использует собственную технику «портрета по памяти». Это так называемый «композиционнорисуночный идентификатор», в который входит набор отдельных элементов лица, сделанный на пленках, и фотоальбом этих элементов, что гарантирует большую достоверность портрета, создаваемого со слов свидетелей. В Польше словесный портрет впервые был использован в 1960 году, во время расследования нашумевшего преступления: убийства известной актрисы Станиславы Ч. и похищения ее драгоценностей. Преступники — молодые супруги — были задержаны именно благодаря словесному портрету.
Получив «добро», майор Качановский немедленно приступил к подготовке задуманной им операции.
В криминалистическую лабораторию майор Качановский обратился с необычным заданием. Он положил перед специалистами несколько фотографий Казимежа Фельчака и попросил составить словесный портрет этого человека.
— Да зачем же вам словесный портрет, товарищ майор, когда у вас имеются его фотографии? Ведь они гораздо вернее словесного портрета.
— В том-то и дело, что необходимо создать портрет, лишь напоминающий лицо молодого человека с фотографии, лишь похожий на него, чтобы люди, знающие этого человека, увидев портрет, могли сказать: очень похож, но я не уверен, что это наверняка он.
— Задача ясна, хотя и непонятно, зачем это вам, — рассмеялся эксперт. — Но раз нужно, попробуем сделать.
И он с большой сноровкой принялся составлять портрет из отдельных элементов лица. Губы сделал немного другие, более узкие, слегка изменил линию волос, лоб сделал больше и из-за этого даже наметились залысины.
— Так хорошо?
— Великолепно. Остается лишь размножить портрет.
— Сделать фотографии или рисунки?
Качановский немного подумал:
— Пожалуй, лучше рисунки.
— И, как всегда, жутко срочно? Чтобы было готово вчера?
— Да нет, если сделаете через пару дней, и то сойдет.
— Через два дня они будут у вас, во дворце Мостовских.
Через три дня по телевидению было передано специальное сообщение: «Милицией разыскивается молодой мужчина в возрасте около двадцати пяти лет, подозреваемый в крупном хищении государственного имущества и убийстве. Портрет составлен по описаниям свидетелей. Все известные вам сведения об этом человеке, и прежде всего его имя и фамилию, а также местопребывание, просим немедленно сообщить лично или по телефону в городское управление милиции или в ближайшее отделение».
На следующий день вся варшавская пресса напечатала это сообщение и поместила портрет разыскиваемого.
Через три дня сообщение было повторено.
Магнитофоны., подключенные к телефонам в квартирах на улице Окшеи и на Черняковской, записывали теперь все разговоры. Наблюдатели не спускали глаз с Казимежа Фельчака.
Эффект был потрясающий. Уже на следующий день после передачи сообщения по телевидению Казик не появился на своем обычном посту перед банком на улице Чацкого. В этот день он вообще не выходил из дому. На следующий день перебрался в квартиру на Черняковской. Причем как перебирался! Из дому вышел в пальто с высоко поднятым воротником, в шапке, надвинутой на самые брови. И разумеется, надел темные очки, хотя день был не солнечный. Схватил первое попавшееся такси.
Было ясно, что маскироваться Фельчак не умел. И его одежда, и его поведение привлекали к нему внимание.
В течение пяти дней он не покидал своего убежища на Черняковской.
— Как бы он там с голоду не помер, — беспокоился Дзюба.
А тем временем, как это обычно бывает при такого рода сообщениях, в милицию стали поступать сигналы от населения — в письменной форме и по телефону. Люди спешили помочь милиции в ее борьбе с преступниками. В своем огромном большинстве информация была ложная, но в нескольких письмах и телефонных разговорах сообщалась фамилия Фельчака и его домашний адрес.
Тем временем магнитофоны не записали ничего достойного внимания. Телефон на Черняковской вообще молчал. В квартиру на Праге звонили, спрашивали Казика — в основном девушки. Им отвечали, что Казика нет дома и неизвестно, когда он будет.
Прокурор Бочковский каждый день звонил майору: интересовался, как обстоит дело с осуществлением плана. У Качановского пока еще не было никаких новостей. На пятый день майор решился:
— Придется немного попугать нашего «барсука», так сказать — выкурить его из норы.
В этот же день в квартиру Фельчаков на улице Окшеи зашел участковый. Он поинтересовался у старого портного, где находится его сын Казимеж и чем он занимается. Хозяин сказал ему, что сына дома нет, и это была правда. А вот на вопрос о том, где же пребывает гордость черной биржи, он соврал, заявив, что не знает.
— Ведь я почему пришел, — мялся участковый. — Только потому, что хорошо знаю вашу семью. Сколько лет я у вас участковым?
— Я уж и не припомню сколько.
— Вот и я говорю, лет пятнадцать, не меньше. И никогда с вами никаких неприятностей, все в полном порядке. И Казика вашего еще малышом помню. Хорошая семья, вот бы все так…
— Ну а что же теперь?
Участковый полез в карман и достал рисованный портрет разыскиваемого преступника — шедевр криминалистической лаборатории.
— Вот, — сказал он. — По всем отделениям милиции разослан этот портрет с вопросом, не встречали ли мы этого человека. А он точь-в-точь ваш Казик. Потому я и пришел к вам.
— Да что вы, ни капельки не похож, — возразил портной. — И рот другой, и залысин у Казика нет. Всем бы такую шевелюру, как у него!
— Так-то оно так, да все-таки… Сам не знаю, что делать.
— Как «что делать»? Ничего не делать. Ведь это не Казик.
— Если я не сообщу о нем, у меня могут быть неприятности, — стоял на своем участковый.
— Какие могут быть неприятности, если это совсем другой человек?
— Может, вы и правы, — обрадовался участковый, делая вид, что у него гора с плеч свалилась. — А все-таки будет лучше, если сам Казик явится в управление милиции. Знаете, чтобы уж все было в порядке. Что ему стоит? Ведь он же ни в чем не виноват.
— Конечно, не виноват, — заверил его портной с искренней убежденностью. Уж он-то ни минуты не сомневался, что его сын не может иметь ничего общего с хищением и убийством.
— Так, значит, будет лучше всего, если сам Казик придет и все объяснит, — повторил участковый. — Ну, мне пора.
— А то посидели бы. Небось со службы, голодные, да и горло промочить найдется чем, — уговаривал старый Фельчак.
— Зайду как-нибудь, когда время будет. А сейчас надо успеть еще в универмаг наведаться, опять двор превратили в свалку. Так вы не забудьте передать ему мой совет.
— Как только Казик вернется, я его тотчас пошлю во дворец Мостовских, — обещал портной.
Он без промедления позвонил на Черняковскую и слово в слово передал сыну свой разговор с участковым. Старший Фельчак искренне считал, что надо последовать его совету.
— Ведь ты же невиновен, — убеждал он сына, — так пойди в управление и объясни. Так и так, скажи. Не съедят же тебя, допросят и отпустят.
— Ну что ты несешь, отец! Для них мы все виновны. Со мной и говорить не будут, сразу арестуют. И просидишь там как миленький несколько месяцев, пока докажешь, что ты ни при чем. А если даже и докажешь, что к тому делу ты не имеешь никакого отношения, они тебе пришьют что-нибудь другое. Те же боны, например.
— Сколько раз я тебе говорил, зарабатывай честным трудом.
— Ну, опять поехал… Буду вкалывать с утра до ночи за четыре тысячи в месяц?
— Я вот вкалывал и, как видишь, с голоду не умер, да и вас вырастил.
— Опять двадцать пять! Ну сколько можно?
— Ладно, поступай как знаешь. — И старый портной в сердцах бросил трубку.
В этот же день, к вечеру, Казимеж Фельчак покинул свою нору на Черняковской. Наблюдатели, следившие за каждым его шагом, отметили, что парень, как видно, пытался отпустить бороду и за пять дней ему удалось отрастить довольно длинную щетину. Новое убежище он нашел на Жолибоже на вилле у женщины, которая, как и он, занималась скупкой бон и валюты.