— Называется зеосил, — пояснил рабочий.
— Зеосил? Что это такое?
— Порошок такой. Белый, как мука, но гораздо мельче. Он даже мельче самого высококачественного цемента. — У говорившего рабочего заметно улучшилось настроение. Его старый, видавший виды комбинезон не так пострадал от этого белого порошка, как костюмы двух других жертв происшествия. — Его делают из молотого кварца с разными добавками.
— С чем его едят? — полюбопытствовал Чесельский.
Раздражение по поводу случившегося у него уже прошло, и он расспрашивал просто так, любопытства ради, а не по долгу службы.
— Его не едят. Он идет на приготовление виксила, его готовят вон в таких огромных смесителях, видите, валяются на земле. Эти уже старые, свое отработали. Теперь работаем на новых, куда больше этих.
— Хорошо бы знать, что такое виксил…
— Виксил — жидкость. Готовят ее из разных смазочных масел с добавкой химикатов, в том числе и зеосила. Используется виксил при бетонировании. Им смазывают опалубку, а потом уже заливают бетон, тогда он не пристает к стенкам, быстрее схватывается и застывает. Раньше дней десять застывал, а то и недели две, а сейчас два-три дня — и готово. Правда, и цемент сейчас другой, быстротвердеющий, но и виксил наш необходим для этого. Едва поспеваем выпускать нужное количество. А ведь совсем еще недавно его и покупать-то никто не хотел. Производили его здесь и еще в одном цехе от нашего же кооператива. Как раз туда и отгружаем зеосил.
— А зеосил вы тоже здесь изготовляете?
— Ну что вы! Из самой Франции привозят. Он раза в три дороже самой дорогой муки!
— Не понимаю, как же можно к нему так небрежно относиться, — не стерпел Чесельский.
Услышав столь нелестное замечание, завскладом принял это на свой счет и наконец-то открыл уста:
— Что это вы, Валендзяк, язык распустили? Принимайтесь-ка лучше за работу. Машина должна выехать в десять, а сейчас почти одиннадцать, грузить еще и грузить.
Валендзяк хотел было что-то сказать, но только махнул рукой и отправился на погрузку. Вишневский зашагал вслед за ним. Поручик, понимая, что здесь ничего не узнает, направился к выходу, кивнув на прощание вахтеру. Спросил его, как лучше добраться до Солец, до правления кооператива.
— Поезжайте сто тридцать восьмым автобусом с пересадкой на Саской Кемпе. Нет, лучше пройдите вперед метров двести до Базилики на Кавенчинской и там сядете на двадцать пятый трамвай, он доставит вас куда надо без пересадки. Автобусы здесь редко ходят.
Поблагодарив, Чесельский направился к трамвайной остановке. Решил немного проветриться после происшествия с зеосилом. Этот чертов порошок набился за пазуху и все еще скрипел на зубах. Сняв свитер, расстегнув рубашку — благо никого поблизости не было, — поручик постарался вытрясти все следы зеосила. Не спеша шел он тропкой вдоль насыпи в направлении Кавенчикской улицы.
Станислав Малиновский был весьма удивлен появлением поручика. И на вопрос, был ли он знаком с Зигмунтом Стояновским, ответил весьма уклончиво.
— Да, вспоминаю, кажется, он у нас работал. Был технологом в нашем отделении на Таргувеке. И уволился года четыре назад. Я думаю, пан поручик, наш отдел кадров сможет вам дать исчерпывающую информацию об инженере Стояновском.
— А мне казалось, что именно вы сможете дать исчерпывающую информацию о нем, так как хорошо его знали. Были, если не ошибаюсь, в приятельских отношениях. И дома у него бывали на Вильчей.
Главбух несколько переменил тон.
— Какая там дружба, — продолжал он защищаться, — просто работали в одном строительном кооперативе, но даже в разных местах. Я здесь, а он на Таргувеке. Ну, бывал у него дома, раз или два. Даже не помню, по какому случаю. То ли в карты играли, то ли на его именинах. Что-нибудь случилось?
Чесельский решил ничего не скрывать.
— Инженер Стояновский убит неделю назад возле своего дома, когда выходил из машины.
Малиновский, потрясенный, выпустил ручку, которую вертел в пальцах.
— Убит?!
— Да, убит. Сейчас ведется следствие по этому делу, но пока ни на шаг не сдвинулись с места. Поэтому я и пришел к вам.
— Я, правда, мало что смогу вам рассказать о Зигмунте, хотя, конечно, все, что знаю, готов сообщить.
— Если убивают человека, значит, он кому-то мешал, значит, у него были враги.
— Зигмунт, — начал бухгалтер уже более спокойным, совсем неофициальным тоном, — был трудным человеком в работе, хотя специалист прекрасный, наш кооператив многим ему обязан и много потерял, когда он ушел. Но с другой стороны… Ему все не нравилось, хотел все переделать, навести порядок. Где-то был высокомерен, давая понять многим, что они глупее его. А этого никто не любит. Все же трудно предположить, что по этой причине он нажил себе врагов, да еще таких, которые не остановились перед тем, чтобы убить его.
— Почему он ушел? Почему ваш кооператив легко отпустил такого хорошего специалиста?
— Да, знаю, его не удерживали, хотя понимали, кого теряют. Но тут уж очень сложная была ситуация. Вы ведь, наверное, знаете, что Зигмунт женился на работнице с нашего предприятия?
— Да, знаю.
— Она работала дозатором на одном из смесителей. Очень красивая. Кажется, она одаривала своим вниманием довольно большой круг лиц. Может, только сплетни, но тем не менее эту молоденькую особу часто связывали с паном инженером Генриком Ковальским, тогда он уже был вице-председатель нашего кооператива. А Зигмунт отбил Ирену у Ковальского. Того она устраивала как любовница, денег на нее он не жалел. А Зигмунт женился на ней. Женщина в такой ситуации выбрала более надежный союз.
— Надо думать, — согласился Чесельский.
— Ковальский был взбешен, уж очень ловко он устроился. А на работе все посмеивались над обоими инженерами. Называли их «зятьями»… Стояновский чуть не избил кого-то из рабочих, услышав такое, пришлось по его требованию уволить «шутника». Все это только подливало масло в огонь. Между Зигмунтом и Ковальским началась война: что делал главный технолог, то не нравилось вице-председателю и наоборот. С этим надо было что-то делать. Я сам посоветовал Зигмунту перейти на другую работу, в это время как раз прокладывали Лазенковскую трассу, нужны были специалисты. И заработки там выше, и премиальные.
— Как он к вам относился?
— Зигмунт уходил от нас оскорбленным, обидевшись и на меня, хотя именно я протянул ему руку и помог выбраться из сложной ситуации. После этого наши с ним встречи прекратились. Раза два я пригласил его к себе в гости, он отказался, объяснил, что очень занят, сам тоже ни разу не пригласил к себе. И в день именин моих или жены тоже не звонил. Случайно встретил его на улице с месяц тому назад.
— Поговорили?
— Обменялись парой слов. Сказал, что работает на строительстве Торуньской трассы. Предложил ему зайти в кафе, отказался. Объяснил, что нет времени. Спросил о Ирене. Его прямо перекосило, будто наступил на больную мозоль. Постарался поскорее от меня отделаться, сказал, что, как будет свободен, позвонит. Больше я его не видел.
— Вы не знаете, после замужества Ирена встречалась с Ковальским?
— Не знаю, — как-то очень неуверенно ответил Малиновский.
— И никто ничего на эту тему не говорил? Никаких сплетен?
— Я стараюсь сплетен не слушать.
— Прошу вас, давайте забудем о правилах хорошего тона, дело идет о вещах куда более серьезных, об убийстве человека.
— Ирена перед самым замужеством уволилась с работы, кто-то говорил, что ее видели с Ковальским на Краковском Предместье в кафе. О Стояновских столько всяких сплетен распустили, буквально взахлеб, перебивая друг друга, сообщали всякие новости из их жизни. Говорили, что Зигмунт на порог не пускает родню Ирены, папаше поддал, когда убедился, что тот обворовывает своего зятя. Вроде отец и братья Ирены грозили Зигмунту, что если тот появится на Таргувеке, то получит сполна.
— Видно, угрозами все и кончилось?
— Зигмунт немного их побаивался. С тех пор стал ездить на работу только на машине, на улице ее не оставлял, въезжал прямо во двор. И, пожалуй, был прав. Вы ведь знаете, из какой семьи Ирена. Папочка — вор, братья — известные на всю округу бандиты. О поведении мамочки, пожалуй, не стоит особо распространяться.