— А Генрик Ковальский по-прежнему работает в вашем кооперативе?
— Откуда! Сейчас из таких контор, как наша, бегут. Появится хороший специалист, года не проработает и уходит. Не можем мы конкурировать с крупными строительными объединениями. Там и зарплата выше, и условия труда лучше, и квартиру легче получить. А у нас предприятия старые, еще довоенных времен, развалюхи. Кто согласится работать в таких условиях? Я и сам подумываю об уходе, хотя за этим столом проработал двадцать пять лет. Так вот, уже года два, как пан инженер Ковальский распрощался с нами.
— Где же его можно найти?
— В проектном бюро на Тамке. Спокойно, без нервотрепки, работает от… и до… и зарабатывает куда больше, чем у нас. И ругаться, кричать не надо… Зигмунта когда убили?
— Во вторник, четырнадцатого сентября.
— Я только в субботу вернулся из Кракова, был в командировке: проверял в одном из строительных кооперативов квартальный баланс. Смерть Зигмунта для меня так неожиданна. А в газету я ни вчера, ни позавчера не заглядывал, поэтому и пропустил некролог о его смерти. Если бы знал, конечно, приехал бы на похороны.
— Его еще не хоронили.
— Как? Почему?
— Велось следствие, кроме того, разыскиваем его жену, которая уехала отдыхать в Бещады и пока еще не знает о смерти мужа. Вот поэтому похороны будут только послезавтра.
— Без жены?
— Увы. Больше ждать невозможно. Родители Стояновского все хлопоты по организации похорон взяли на себя. А некролог помещен в сегодняшнем номере газеты.
— О, пан поручик, это хорошо, что мы встретились с вами. Наш кооператив обязательно возложит венок, а представители коллектива примут участие в похоронах. Я тоже буду.
— Как вы думаете, кто его мог убить?
— Не знаю. У Зигмунта были свои недостатки. А у кого их нет… — начал объяснять Малиновский. — Его многие не любили, это правда. Иногда он был чересчур резким с сослуживцами, требовательным. Но ведь он уже четыре года как ушел от нас. Мне кажется, вряд ли убийцу следует искать здесь. Весьма сожалею, пан поручик, но, как вы сами видите, ничем не могу вам помочь.
— Тем не менее вы чем-то помогли. Следствие похоже на мозаику, когда из разных по величине и цвету камешков складывается сложный узор. Вот вы и подбросили несколько таких камешков в мою мозаику.
— Прошу вас, если возникнет какая необходимость в дополнительных сведениях, я в вашем распоряжении, готов помочь чем могу, — добавил на прощание пан Малиновский.
Анджей Чесельский в своем кабинете кратко пересказал Шиманеку события прошедшего дня, о порошке на Таргувеке и о разговоре с Малиновским. Подпоручик искренне пожалел, что его не было в тот момент, когда его начальник, словно «белая дама», появился из облака зеосила. Относительно разговора с Малиновским он кратко подытожил:
— А этот бухгалтер не так-то прост.
— Почему?
— Сумел бросить тень подозрения на Генрика Ковальского и на родственников Ирены. И очень ловко подсунул свое алиби. По-моему каждое слово, которое он сказал, было тщательно взвешено и продумано.
— Я его ни в чем не подозреваю, — рассмеялся Чесельский, — и об алиби не спрашивал.
— А он решил заранее тебя подготовить.
— И какой вывод?
— Не знаю. Но не сомневаюсь, что он преследовал какую-то цель, рассказывая тебе все это. Быть может, не хотел открывать карты. Разве у него не могли быть какие-нибудь свои счеты со Стояновским? Боялся, что рано или поздно ты докопаешься. Вот и решил заранее подстраховаться. Хотя, по сути говоря, это не имеет никакого значения.
— Почему же?
— Потому что убийцей или инициатором убийства является Ирена Стояновская.
— Уж очень ты категоричен в своих суждениях. На основании чего ты это утверждаешь?
— Смотри, — и Шиманек протянул узкую бумажную ленту, телекс с пограничной станции Зебжидовицы. — Сразу не стал тебе показывать, чтобы не мешать твоему рассказу.
В телексе сообщалось, что Ирена Стояновская 15 сентября в первой половине дня пересекла польско-чехословацкую границу в скором поезде Варшава — Вена, пограничникам предъявила загранпаспорт, запрещенных к вывозу вещей при ней не обнаружено. Выехала легально, задерживать ее никаких оснований не было.
— Сбежала! — не сдержался Чесельский.
— Четырнадцатого сентября около семи вечера был убит Стояновский. В тот момент никому не могло прийти в голову предупредить пограничные пропускные пункты о возможности пересечения границы женой убитого.
— Когда мы приступили к следствию, было известно, что Стояновская выехала отдыхать в Бещады… Н-да, преступление было заранее подготовлено, задолго до его совершения. Заранее был оформлен паспорт, получена валюта, заказан билет точно на тот день, когда произошло убийство.
Чесельский торопливо собрал все свои записки, сунул их в папку и поднялся из-за стола.
— Ты куда?
— Пойду к Немироху. Пусть полковник решает, надо ли обращаться к австрийским властям о выдаче Ирены Стояновской.
— Скажи «старику», чтобы он командировал меня в Вену в помощь австрийской полиции, — попросил Шиманек.
— Можешь не сомневаться, я буду настаивать на этом. — И Чесельский вышел из кабинета.
БЫЛ ЛИ УБИЙЦА НА ПОХОРОНАХ?
— Допустим, что я убедил бы наши власти потребовать выдачи Ирены Стояновской, — рассуждал полковник. — Допустим также, что австрийские власти пошли бы нам навстречу и выдали бы ее нам. Так. И, передавая прокурору материал для обвинительного заключения, что бы мы могли ему представить?
— У нас довольно много улик, — твердо заверил Чесельский.
— Давай суммируем их. — И полковник положил перед собой чистый лист бумаги.
«1. Показания дворника, который слышал, что Ирена Стояновская грозилась убить своего мужа.
2. Показания соседки, утверждавшей, что супруги часто ссорились, что она слышала фразы: «Убью тебя», «Если бы у меня был топор, то я разнесла бы твою башку». Кроме того, соседка сообщила, что однажды Ирена Стояновская на лестнице выкрикивала непристойные выражения в адрес своей свекрови.
3. Показания дворника, что за четыре дня до убийства Стояновского его жена Ирена Стояновская выехала отдыхать в Бещады.
4. Показания матери Зигмунта Стояновского, что Ирена за день до убийства была в Варшаве, заезжала в Вёнзовную, где заявила, что готова покончить с собой, если не получит развода.
5. Через несколько часов после убийства Ирена Стояновская села в скорый поезд и выехала в Вену, предъявив на пограничном пропускном пункте заграничный паспорт.
6. Показания Станислава Малиновского, что Ирена Стояновская до выхода замуж была любовницей инженера Генрика Ковальского, выйдя замуж, возможно, с ним встречалась. Кроме того, Малиновский сообщил, что до него дошли слухи, будто родственники Ирены грозили расправиться со Стояновским».
Немирох прочитал вслух все пункты и спросил Чесельского, не пропустил ли он чего. И добавил, что сознательно не включил в этот перечень сведения о том, что Ирена Стояновская молодая красивая женщина, любящая повеселиться и выпить. Что за ней ухаживает молодой человек, личность которого не установлена и у которого есть дорогая автомашина иностранной марки. Ибо эти факты не являются отягчающими вину обстоятельствами.
— Значит, все? — еще раз переспросил полковник.
— Абсолютно все, — подтвердил Чесельский.
— Вы, поручик, юрист. Окончили Варшавский университет и хорошо знаете уголовное право. Ну а теперь скажите, как будет выглядеть обвинительное заключение, составленное на основе этих данных? Мне думается, что нет никакого смысла привлекать таких прославленных адвокатов, как Рушинский или Байер, чтобы разнести в пух и прах наше обвинительное заключение. Тут любой растяпа стажер разделает его под орех.
Чесельский молча выслушал критические замечания полковника. Немирох был безжалостен, но, увы, прав.
— Я не собираюсь выставлять на посмешище управление милиции, — продолжал Немирох, — поэтому не подпишу документ о выдаче австрийскими властями Ирены Стояновской.
— Что будем делать, полковник?