— Зигмунт Стояновский был убит во вторник, четырнадцатого сентября, около семи часов вечера. Что вы в этот день делали?
— Дневника не веду, — отрезал Ковальский.
— Я вас все же попрошу вспомнить, что вы делали в тот день?
— Как обычно, был на работе.
— Когда ушли?
— Около пяти, в этот день заканчивал проект.
— А потом?
— Договорился встретиться в шесть часов в кафе с дамой.
— С кем и где?
— В кафе «Новый Свят». А имя дамы мне не хотелось бы называть. Мы с ней вместе работаем. Условились поужинать, а потом пойти к ней. Она буквально на минуту забежала в кафе, сказала, что не может, так как неожиданно в Варшаву приехала ее кузина, она спешит домой. Встреча не состоялась, и я отправился в Кино.
— В какое? Из вас приходится вытягивать каждое слово.
— В «Скарпу». На вторую серию «Крестного отца».
— Один?
— Да, один.
— В кино никого из знакомых не встретили?
— Нет.
— Никто из билетеров вас там не знает?
— Нет. В это кино я почти не хожу. Зашел, так как оно ближе всего от «Нового Свята».
— Значит, алиби у вас нет. Быть может, хоть билет остался?
— Нет, я его выбросил, выходя из кино.
— Тем хуже для вас.
— Если бы я знал, что меня будут подозревать в убийстве, то тогда бы пошел в кино с двумя свидетелями и, пожалуй, прихватил бы нотариуса. Еще раз заявляю вам, я не убивал Стояновского.
— А я еще раз повторяю, что никто вас не обвиняет в убийстве. Вы даете показания как свидетель. Но поскольку у вас нет алиби, ваша невиновность в какой-то степени берется под сомнение.
— Ничем не могу вам помочь, — развел руками Ковальский.
— Итак, на сегодня все. А теперь, пожалуйста, подпишите протокол. На каждой странице внизу поставьте подпись. Если вдруг вы что-нибудь вспомните, прошу вас связаться с нами.
— Сказал вам все, что знаю.
— Спасибо. До свидания.
Ковальский ушел. Шиманек тут же высказал свои соображения:
— Алиби у него нет, его внешний вид совпадает с тем, кого нам описала Мария Болецкая — единственный свидетель, который видел убийцу.
— Да, она обратила внимание, что убийца был высокого роста, а таких в Варшаве тысяч сто найдется. А без алиби — тоже несколько тысяч наберется.
— Не понравился он мне.
— Согласен. Генрик Ковальский далеко не светлая личность, только хотел бы я знать, каковы у него мотивы, чтобы пойти на убийство. Ведь не принимать же во внимание их свары трехлетней давности из-за девицы, которую в результате и тот и другой потеряли. Стояновский куда более высокую цену заплатил за это, чем Ковальский.
— С какой стороны ни подойдем, все рушится, — с сожалением признался подпоручик. — Уж неделю ведем расследование — и ни на йоту не продвинулись вперед. Боюсь, что наш «старик» обоих выставит из управления, вылетим как миленькие.
— Но до того, как он нас выставит, срочно доберись до этого мастера Валентовского, проверь, хотя я не очень-то верю, что это что-то даст. Кроме того, надо заняться алиби Урбаняков и найти человека с зеленым «опелем». Думаю, его не так-то просто разыскать.
Несмотря на опасения Чесельского, человека с «опелем» оказалось найти проще всего. В течение часа все милицейские машины, курсирующие по Варшаве, получили распоряжение отыскать зеленый «опель-рекорд» со шведскими номерными знаками, остановить под любым предлогом, проверить документы, а главное, установить, где проживает его владелец в Варшаве и на Побережье.
Не прошло и двух часов, как поручик Чесельский получил донесение от одной из патрульных машин. «Опель-рекорд» принадлежал некоему Эрику Янсону, жителю города Мальмё, но ездил на нем Мариан Залевский, приехавший в Варшаву из Гдыни, где проживает на Свентоянской улице. По прибытии в столицу остановился у своей сестры, а с четырнадцатого сентября переехал в пансионат на Брацкой улице в номер Гельмута Шульца, австрийского подданного, который выехал на несколько недель в Вену, а на это время поселил в своем номере приятеля.
После получения этих сведений сразу же запросили милицию города Гдыни сообщить все, что известно о Мариане Залевском. Получив интересующие данные, подпоручик Шиманек отправился в здание суда, где в картотеке криминалистики без особого труда отыскал карточку человека с «опелем», содержащую весьма интересную информацию: внесенные туда цифры — дата вынесения приговора, статья уголовного кодекса, срок наказания — говорили о многом.
Больше ничего нового не удалось разузнать. Эдвард Валентовский действительно был прописан по улице Петра Скарги, но уже два года как перешел на другую работу, сейчас находится где-то под Сокулкой в Белостоцком воеводстве, в геологической экспедиции, бурит скважины. Кроме того, удалось установить, что четырнадцатого сентября Валентовский был весь день на работе, а вечером в рабочем общежитии.
Самое убедительное алиби представили оба Урбаняка: во время утоления «жажды» в одной из забегаловок на небезызвестной Радзиминской улице дело дошло до «некоторого нарушения общественного порядка», после чего приехала милиция, и столь почтенная компания вечер и всю ночь прозела в милицейском участке.
Глава VI
ЖЕНЩИНА С ЧЕМОДАНОМ
Чесельский и Шиманек решили по второму разу допросить всех свидетелей. На это дело ушло четыре дня. Увы, никаких новых данных они не получили. Разговор с начальником отдела кадров строительного объединения, где последнее время работал Стояновский, ничего не дал. Оставалось допросить еще одного свидетеля, непосредственного начальника Стояновского — инженера Януша Адамчика, но он находился в Чехословакии, в командировке. В отделе кадров дали понять, что разговор с Адамчиком вряд ли даст что-то новое и поможет следствию сдвинуться с мертвой точки.
Полковник Адам Немирох, начальник отдела по расследованию особо опасных преступлений, самый что ни на есть главный их начальник, хотя и не был доволен результатами следствия, но всыпать не всыпал, как того ожидал Шиманек, даже отметил, что дело они вели энергично и напористо. Обратил внимание на ряд деталей расследования. Ну а что нет пока никаких результатов, это еще ничего не значит. Пока мало фактов. Сдвинуть с мертвой точки такое дело не так-то просто, поскольку все еще непонятны мотивы преступления. Можно ли принимать за рабочую гипотезу весьма неубедительный факт, что Ирена Стояновская сама инспирировала убийство и — как известно — в день совершения его выехала за границу с австрийским гражданином Гельмутом Шульцем.
Шульц был представителем крупной австрийской фирмы, сотрудничающей с Польшей. Большую часть года он проводил в Варшаве, жил в доме на углу Брацкой, Шпитальной и Хибнера. В этом же доме помещалось известное кафе «Швейцарское». Шульц хорошо говорил по-польски. В МВТ и в ряде внешнеторговых объединений его хорошо знали. У него была репутация солидного, делового человека. Наши внешторговцы и мысли не допускали, что он мог быть замешан в какую-либо аферу, а уж тем более связанную с убийством.
Шульц последнее время вел переговоры о поставке строительной техники в Ирак. Условия контракта уже были согласованы с иракской стороной, ему осталось обговорить кое-какие детали польско-австрийского сотрудничества. Действовал он энергично, так как для него было очень важно подготовить поскорее соглашение к подписанию, это была одна из крупнейших сделок, которую он готовил сам. Скорее всего, Шульц выехал в Вену, чтобы окончательно согласовать со своей фирмой условия контракта. Польское МВТ знало, когда он выезжает и дату его возвращения: в Варшаву он приедет не ранее чем через месяц. Соответствующие внешнеторговые объединения почти ежедневно разговаривали с ним или его шефами по телефону.
Исходя из этого, Гельмута Шульца трудно было заподозрить в причастности к убийству. Сам факт, что он знал Ирену Стояновскую, бывал в кафе «Аида», выехал из Варшавы в одном и том же с нею поезде, мог быть чистой случайностью. Вполне возможно, что Шульц, узнав, что такая красотка собирается поехать в Австрию, решил приурочить свой выезд к ее поездке. Нет ничего предосудительного в том, что ему захотелось проехаться до Вены в ее обществе, а там недурно провести с ней время.