Когда Дэвенпорт вернулся домой, Уэзер Каркиннен занималась бумажной работой. Услышав, как Лукас вошел в кухню, она громко сообщила:
— Я в кабинете.
Через секунду Лукас появился на пороге с бутылкой пива в руках.
— Привет.
— Я пыталась дозвониться до тебя.
Уэзер была среднего роста, атлетически сложенной блондинкой с короткой стрижкой и широкими плечами. Высокие скулы и темно-голубые глаза говорили о ее финских корнях. Нос чуть великоват и с легкой горбинкой, как будто когда-то его сломали в драке. Не красавица, но на вечеринках мужчины старательно увивались за ней.
— Я видела по телевизору передачу о налете на банк.
— И что говорят? — спросил Лукас и, открутив крышечку с бутылки пива, сделал глоток.
— Что полиция застрелила двух женщин. Говорят, что стрельба была необоснованна.
Уэзер выглядела взволнованной. Она то и дело убирала волосы с лица.
— Не бери в голову. Мало чего там наговорят по телевизору, — покачал головой Дэвенпорт, чувствуя, что его душит злость.
— Лукас!
— Что?
Он весь ощетинился, и Уэзер это не понравилось.
— Ты злишься, — сказала она. — Что случилось?
— На меня спустили всех собак пресса и телевидение. Всем, черт возьми, не дает покоя вопрос: был ли это честный поединок? Почему, скажи на милость, поединок должен быть честным? Это ведь не игра. Мы не спортсмены, мы служители закона!
— Неужели ты не мог просто схватить их? Арестовать? Передать судье, навесив на них и другие ограбления банков в Висконсине?
— Не мог, — покачал головой Лукас. — Они всегда действовали в масках и пользовались крадеными машинами. Тот случай в Ривер-Фоллз два года назад, когда Кэнди Лашез поймали по обвинению в вооруженном ограблении: парень, которого она ограбила, торговец автомобилями, две недели спустя был зверски избит до смерти, еще до суда. Свидетелей не нашлось, а у Лашез оказалось алиби. Копы из Ривер-Фоллз считают, что ее прикрыли старые дружки-подельники.
— Но твоя работа состоит не в том, чтобы их убивать, — возразила Уэзер.
— Послушай, я всего лишь достал оружие, но не сделал ни единого выстрела. То, что случилось, — это их собственный выбор, а вовсе не мой, — ответил Лукас.
Уэзер упрямо покачала головой.
— Не знаю. То, что ты делаешь, пугает меня, даже сильнее, чем я предполагала. — Девушка зябко обхватила себя руками. — Меня не столько беспокоит то, что может случиться с тобой, сколько то, что ты можешь с самим собой сделать.
— Я уже сказал тебе. — Дэвенпорт ощутил, как внутри нарастает раздражение.
— Лукас, — прервала его Уэзер. — Я знаю ход твоих мыслей. По телевизору говорили, что вы наблюдали за этими налетчицами целых девять дней. Мне почему-то кажется, что ты манипулировал ими, загонял их в западню. Не знаю, но у меня именно такое чувство.
— Чушь! — вспыхнул Дэвенпорт и собрался выйти из комнаты.
— Лукас!
Лишь выйдя в коридор, он понял, чем занималась Уэзер. Она писала приглашения на свадьбу. Он развернулся, снова вошел в кабинет и сказал:
— Господи… извини. Я не сержусь на тебя. Иногда… я не знаю, что на меня находит.
Уэзер встала.
— Заходи, — пригласила она. — Садись.
Когда Дэвенпорт опустился на стул, девушка села ему на колени. Он в очередной раз удивился тому, какая она маленькая, какие у нее маленькие голова, руки, пальцы.
— Тебе нужно как-то снизить кровяное давление, — произнесла Уэзер.
— Для этого есть пиво, — отозвался Дэвенпорт.
— Поскольку я твой доктор, то имею право сказать, что одного лишь пива недостаточно. — Уэзер прижалась к нему.
— Да? Какое же еще лекарство ты мне пропишешь?
Глава 03
Чокнутый Ансель Баттерс ждал, когда же словит кайф.
— Наконец-то, — произнес он, почувствовав его приближение.
Декстер Лэм лежал на диване. Одна рука безвольно свисала вниз. Глаза пялились в потолок, весь в трещинах розовой штукатурки.
— А я что тебе говорил, чувак… Вставляет только так.
Жена Лэма была на кухне. Не сводя глаз с пластиковой столешницы, она тоже хрипло заныла:
— Эй, Декстер, куда ты положил пакетик? Я же знаю, что у тебя есть.
Ансель не слышал ее нытье. Он пролетал над кокаиновым пейзажем, мелькавшим в его голове: над зелеными холмами, красивыми женщинами, красными «мустангами» и золотистыми лабрадорами. Вся эта красота уместилась в одном комке удовольствия. Голова безвольно склонилась набок, длинные пряди свисали на лицо. Через двадцать минут наркотический кайф испарился, оставив после себя лишь выжженный след. Так бывает всегда. Это неотвратимо, как смена времен года.