После обеда Андрею стало совсем невмоготу, он вынужден был лечь. Частые далёкие выстрелы успокоили его и Маришку, но в сумерках знакомая пара охотников и четверо незнакомых сокрушённо пожаловались, возвращаясь в село:
— Ушёл в горы. Поднялся с лёжки, а двумя собаками его не задержишь. Завтра догоним, по свету. Вы, если в лес надо, сперва пальните в воздух — он выстрелов шугается, видать, подранок.
Когда стемнело совсем, Маришка растревожилась:
— Последняя электричка осталась, в одиннадцать. Как дед потемну пойдёт? Медведь же вернуться может!
— Если Белку спустить, она Кузьму бы встретила. Попробуем? — тоже заволновался Андрей.
Но лайка отказалась уходить от крыльца, как ни уговаривали её, какие слова ни произносили, сколько ни указывали в сторону железной дороги.
— Может, мы зря паникуем, он в селе заночует?
— Я его знаю, он, когда ночью возвращается, короткой тропой у скалы ходит. Давай я Белку возьму и ружьё, — выдала безумное предложение Маришка, — и побегу навстречу.
— Только вместе, — отрезал Андрей, преодолевая слабость и обуваясь. — Поищи фонарик.
Однако всё, чем им удалось разжиться, оказалось большими керосиновыми лампами. Слава богу, те оказались исправными и освещали круг метров пять, если не больше. Зарядив ружьё и опоясавшись патронташем, Андрей почувствовал себя настоящим бойцом. Курки двустволки ему пришлось взводить, прикладывая неимоверные усилия, хотя раньше бы он справился одним большим пальцем. Белка сама примкнула к процессии, нарезая круги и появляясь то спереди, то сзади.
Духота не ослабевала, но стала прохладнее, отчего комаров поубавилось — они уже не бросались в лицо, а лишь издалека проверяли концентрацию аэрозоля, которым Андрей изрядно опрыскал себя и Маришку. Путь лежал в сторону скалы, где тайга сомкнулась над головами, изуродовав узловатыми корнями только что гладкую тропу. Свет керосиновых фонарей создавал иллюзию замкнутости и придавал хвойным лапам и жидким кустикам некую сказочность. Андрей даже перестал бояться и ускорил шаг, подбадривая любимую:
— Таким темпом мы на станцию успеем до электрички! Вот Кузьма удивится…
— Ой, — вскрикнула Маришка.
Её фонарь упал, отскочил от корня, медленно лёг на бок, продолжая светить, но очень тускло. Обернувшись, Андрей увидел, как она неловко сидит, держась за стопу.
— Что?
— Подвернула!
Фитиль Маришкиного фонаря закоптил один бок стекла и судорожно мигал, собираясь погаснуть. Поставив свой рядом, Андрей поднял его, аккуратно утвердил, положил ружье и ощупал повреждённую ногу любимой, внимательно, как врач. Опухоль росла на глазах, а острая боль свидетельствовала о сильном растяжении голеностопа.
— Вот ни фига себе, сходил за хлебушком, — присказка из анекдота детских времён служила Андрею оценкой серьёзности травмы, — это на пару недель кузнечиком скакать!
О походе на станцию можно было забыть. Кое-как подняв Маришку, он поручил ей нести фонарь, подпёр пострадавшую сторону, и на трёх ногах они двинулись в обратный путь. Обеспокоенная лайка сопроводила их, зашла в избу, и села напротив дедовой кровати, ожидая развития событий. Разув любимую, Андрей отыскал бинт, наложил тугую повязку и налил в грелку ледяной колодезной воды:
— Клади на неё. А я пошёл.
— Куда? Один? А вдруг тебе плохо станет?
— Не станет, — отрезал он, кликнул лайку с собой и поспешил к свету оставленного на тропе фонаря.
Протесты Маришки доносились через закрытую дверь, потом стали громче — та допрыгала и кричала уже с крыльца, но Андрей пренебрёг ими. Слабость не позволяла бежать, да и хорошо, что не позволяла — гладкая было тропа взгорбилась корнями. Без фонаря споткнуться — как нечего делать!
— Вот и он, — обрадовался осторожный пешеход, завидя переносной светильник, мирно ждущий на тропе.
Рядом с фонарём лежало ружьё. С ними идти стало тяжелее, зато вернулась уверенность. Белка смутным пятном мелькала впереди, нарезая круги — намекая, что надо спешить. Вдалеке прогудела электричка, замедлилась, постояла с минутку и снова разогналась, пересчитывая стыки рельсов. Получается, дед Кузьма уже приехал, а до станции оставалось не меньше километра. Андрей прибавил ход, обливаясь потом и проклиная свою болезнь.
Духота и слабость выжали столько пота, что с лица смыло весь репеллент. Комары восторженно гудели и пикировали стаей, что заставило повесить ружьё на плечо и отбиваться свободной рукой. Белка гавкнула за спиной, стремительно рванула вперед. Андрей обрадовался, сбавил ход, крикнул: