«А ведь мало времени я им уделял, мало, — осознал Андрей, — надо было не только в спортзал, в лес, на реку, но и чаще, много чаще возить их в цирк и театр, пусть это в другом городе, за пятьдесят километров — на то есть машина. И секретничать с каждой, обсуждать суперсложные проблемы общения с подружками, а недавно, и с парнями — всё надо было делать чаще во сто крат!»
И ведь не оправдаешься, что занят, что много отлучек — отстранённое сожаление относилось к упущенной возможности брать девчонок к любимой женщине. Кто ему мешал познакомить их?
— Мариша, — шепнул он потолку вагона, взлетая в астрал.
Сожаление утяжелилось многократно, содрав с Андрея его философскую отстранённость — душа оказалась не вполне готова принять такую потерю. Слишком недавно он встретил воплощение детской мечты — спортсменка, красавица и умница. Она оказалась чужой женой, но разве что-то имело значение, когда их потянуло друг к другу?
На первой же встрече, он вдруг сказал, что у неё удивительные и очень грустные глаза. Без стеснения, легко, словно всю жизнь копил такие слова. А Маришка лукаво улыбнулась — совсем лисичка из мультика про зайку-симулянта, и ответила:
— Надо поработать над самопредъявлением, чтобы все видели, какой ты…
— Я? Обычный, — удивился Андрей.
— Нет, безграничный, только сам в себя не веришь. Потому и другие этого не видят.
С каждым словом они становились ближе и ближе, но начался лекционный час. Маришка отправилась за трибуну, Андрей — на первый ряд аудитории. После занятий он проводил её к дому, дождался прощального взмаха из окна и вернулся в общежитие института усовершенствования совершенно счастливым человеком.
Опьянение любовью не кончилось, когда курс специализации закончился и Андрей вернулся в свой городишко. Он купил особый мобильник для разговоров с Мариной и оставлял его на работе, чтобы не «засветиться». Страсть полыхала, делая его изобретательным — рыбалка, командировки, встреча выпускников… Но любимая с каждой встречей становилась всё печальнее, а потом объявила, что они должны расстаться.
— Ты для меня всё, — молил он. — Пожалуйста, не покидай!
— Я не покидаю, я всегда с тобой. Ты постоянно бросаешь меня…
По телевизору как раз шла «Собака на сене», и великолепная Маргарита Терехова в образе графини Де Бельфлор произносила жестокие слова: «Я не отдам вас, Теодоро! Вы здесь, со мною остаётесь, а я — я буду с вами там…» Совпадение поразило Андрея. Он ехал домой, проклиная судьбу и стыдливо мечтая о внезапной смерти Наташки, как о подарке свыше…
«Вместо этого — проклятая опухоль…»
Андрей словно споткнулся. Сознание прянуло ввысь, и как ледяной ветер в лицо дунул — слишком жалко выглядел итог жизни. Уже не железная дорога, ведущая от его городка в областной центр, а собственная Судьба блеснула перед ним извилистой прядкой, напомнив легенды и мифы древних цивилизаций. Ах, если бы боги и более мелкая шушера существовали! Мойры, конечно, мойры… Попадись они — ох, и досталось бы на орехи!
«Чёрт бы вас подрал! — воскликнул смертный, которому так скоро предстояло умереть, что он уже ничего не боялся. — Почему я болтался, как дерьмо в проруби, все тридцать пять лет? Отвечайте, старухи!»
Он представил, как ногой вышибает дверь в каморку старушонок. А те всполошились — Клото в уголок забилась, Лахетис руками голову обхватила, присела в испуге. Атропос ножницы выронила, а ведь намеревалась перерезать нить его Судьбы. И тут Андрей бросил взгляд в окно, где разом увидел всю историю собственной жизни, со дня зачатия:
«Здесь мою „прядку“ приняла суетливая Клото… Ах, как замысловато она свивала её из кудели возможностей… Но зачем болтливая Лахетис отвлекала сестру? Так вот отчего та постоянно пренебрегала лучшими выборами!»
Варианты извивов Судьбы отчётливо проступили перед ним, словно широченной распахнутый веер. Узелками выглядели моменты, где могли быть разные решения, но там высились транспаранты:
«Не состоялось… Не рискнул… Испугался…»
Призраки других, несостоявшихся вариантов его жизни восстали из прошлого фантомами, манящими миражами. Они светились в стороне от Судьбы, которая состоялась далеко в стороне от лучших выборов. Золотом поблескивал вариант, когда бы он бросил институт, отслужил в армии и поступил в художественное училище.
«Как велика моя мастерская! — восторженно кричал Андрей, взирая на замечательную, восхитительную вероятность. — А скульптуры, не менее прославленные, чем у Эрнста Неизвестного, и во многих странах и городах! — но опомнился, осознал, что тут ему грезится небывалое и несбыточное, и горестно возопил. — Зачем я вернулся в институт? Ведь бросил, два месяца не учился, но старики уговорили, мол, сперва получи образование!»