Майлз потянул рулон мешков для мусора и осторожно закрыл дверцу шкафа. Малейшая вибрация заставила пошатнуться гору грязных тарелок, стоявших на краю раковины. Верхняя начала скользить. Майлз метнулся, чтобы остановить ее падение, положил веник и совок на пол и открыл посудомоечную машину. Она была забита грязной посудой, там же лежал его французский нож для овощей «Опинель» с деревянной рукояткой. Майлз вытащил нож. Его стальное лезвие покрылось ржавчиной, лак с рукоятки был начисто ободран, место соединения с лезвием покрылось трещинами. Майлз положил нож на сушильную полку, поставив в памяти галочку – отмыть его потом, может быть, даже вновь покрыть лаком рукоятку.
Вошла Донна, все еще держа телефон возле уха, и взглянула на мужа. Он не сводил с нее глаз.
– Майлз вернулся, – сказала Донна в трубку. – Мне лучше бы закруглиться, я еще не закончила уборку, ты ведь знаешь, какой он зануда. – Она улыбнулась мужу, когда произнесла это. – Ты ведь правда немного зануда, милый?
Майлз улыбнулся в ответ.
– Я не знаю.
– Да, он немного зануда, – сказала Донна в трубку. – Ладно, увидимся во вторник.
Майлз ждал, когда жена закончит разговор, но тут она, как обычно, снова начала говорить, произнося при этом «Нее-е-е-ет! Конечно нет!» и «Как он смел!», и «Да что она думает!», а еще «Насколько у него большой?» и «Ни за что, я не стану этого делать ни с кем!».
Донна продолжала нести околесицу, вернувшись в большую комнату. Когда она, наконец, положила трубку, казалось, что прошло несколько часов.
– Привет, извини за бардак, я уберу все мигом, – сказала она, положив трубку на кресло, на котором уже были навалены нераспечатанные письма, газеты и одежда.
– Я очень старался не начинать без тебя убираться. Я пытаюсь не быть занудой. Я, правда, стараюсь.
– Верю, милый. Я уберу все, – сказала Донна, не сделав ни малейшего движения, чтобы привести эту угрозу в исполнение.
– Я не могу просто так бросить вещи. Я просто не могу, – сказал Майлз, беря телефонную трубку с кресла и кладя ее на базу, стоявшую на полке сразу позади кресла.
– У меня были гости в субботу вечером. Они вроде бы немного задержались.
Майлз прошел мимо жены в прихожую.
Возвращаясь, он всегда испытывал легкий дискомфорт, связанный с тем, что Донна была немного выше его ростом. Всего на три сантиметра, но все равно это казалось неправильным. На рекламе вы никогда не увидите, чтобы женщина была выше мужчины. Майлз знал, что жену это не смущало. Донна заявляла, что мужчины невысокого роста более честолюбивы, и это ее привлекает. Как бы то ни было, Майлз отметил, что этот дискомфорт был, без сомнения, ощущением. Не из приятных, но тем не менее ощущением. Значит, он еще не мертв.
Майлз с рвением начал уборку, тогда как Донна опустилась в единственное не заваленное хламом кресло.
– Ты хорошо провел время? – спросила она, рассматривая свои ноги. – Катаясь на велосипеде, – добавила она таким обвинительным тоном, словно муж под этим предлогом занимался чем-то другим.
Майлз вытряхнул еще одну пепельницу и взял еще несколько грязных тарелок.
– Я не помню. Я не могу это так оставить, надо убрать это.
– Хорошо, рассказывай, пока убираешься.
– Но… но ведь это неправильно? Как по-твоему?
– Что именно?
– Ну, то, что я прихожу домой, а там полный разгром.
– Я не знаю. И что ты ощущаешь?
– О, пожалуйста, Донна не надо со мной разговаривать, словно психотерапевт. Я не знаю. Я имею в виду, разве тебе все это не кажется сущим бардаком?
Зазвонил телефон. Донна подошла. Она даже не сказала «привет», просто взяла трубку и начала говорить, словно она была уже в середине начатого разговора. В основном ей названивали подруги из Америки, поэтому ежемесячные суммы за телефонные разговоры оказывались приличными, с тремя нулями. Донна тоже постоянно звонила подружкам.
Майлз бросал мусор в мешок. Он наполнил три таких пакета и вышел на площадку, чтобы отправить их в небытие по мусоропроводу. Когда он вернулся, то услышал шум в большой спальне и заглянул в нее на пути к шкафу, в котором они держали «Дайсон». Донна разговаривала по телефону и делала тщетные попытки навести порядок в спальне. Она также еще и курила, чего муж неоднократно просил ее не делать. Ему пришлось примириться с ее курением во всех остальных комнатах, но не в спальне. Неужели она сама не понимает? Насколько Майлз знал, в Америке никто не курил, кроме Донны. Это было одной из причин того, почему ей больше нравилась Европа. Больше людей курит.