– Благодарю, сэр.
– Считай себя временно отстраненным. Подробный рапорт должен лежать на моем столе завтра к девяти утра. Успеешь?
– Мне нужно в больницу, сэр.
– У тебя что, руки повреждены?
– Нет, сэр.
– Отлично, я приму рапорт, написанный от руки.
Виллис вздохнул. Он знал, что добром все это не кончится. А ведь, что бы там ни говорили, он был единственным человеком, который вывел всех на организаторов. Инспектор жалел теперь только об одном, о том, что он так и не прошел курс огневой подготовки до конца и потому не имел разрешения на ношение огнестрельного оружия. Виллис мог бы прострелить топливные баки самолета, и тогда бы уж точно взял пилота.
А что, если они и в самом деле отстранят его от работы? Чем ему тогда заниматься? Садоводством? У Виллиса не было сада, у него и жилья-то приличного не было.
Инспектор почесал затылок и посмотрел на ангар, кишащий сотрудниками полиции и экспертами криминалистической лаборатории. Что-то не давало ему покоя, и это что-то было где-то рядом. Что-то не складывалось. Зачем Купер проделал весь этот путь сюда? Почему они начали стрелять друг в друга? И почему они предприняли попытку скрыться на самолете еще до того, как узнали, что полиция уже здесь? Или, может быть, они знали… но откуда? В этом деле было много дыр. Виллис потер руками лицо, с грустью подумав, что, возможно, закрывать эти дыры придется уже не ему.
Глава шестидесятая
– Все просто замечательно, – сказал Майлз, который мог теперь время от времени присаживаться на раму своего велосипеда. Он сделал короткую остановку и обмотал вокруг рамы кожаный пиджак Марио. Марио не возражал, он делал то, что его просили, но глаза у него были странно пустыми.
На рукаве пиджака была кровь, это не слишком приятно, но на небе светило яркое солнце, и ничто не могло помешать Майлзу чувствовать себя счастливым.
Он с легкостью мог вспомнить тот самый первый раз, когда прокатился по этой дорожке и познакомился с девушкой на велосипеде модели «сядь-и-мучайся». Она впервые тогда рассказала ему о Марио. Казалось, что с тех пор прошло много лет, и воспоминания о том времени выглядели как кадры кинохроники. Майлз стал совсем другим человеком: он помнил ту напряженность всего организма, от которой он страдал, как собственные чувства были отрезаны от него, от окружающего мира, от всего. Теперь Майлз был от всего этого свободен, он знал, что все это было его защитным механизмом. И еще он знал, что больше ему не нужно защищаться ни от чего. Кстати, от чего он себя защищал? От окружающего мира? Миллиарды людей жили на планете, заболевали, страдали и, в конце концов, умирали. Это был нормальный процесс, и в нем не было ничего ужасного.
– Марио, у тебя была клиентка, женщина лет двадцати восьми? Немного похожая на старых хиппи. Она – англичанка, у нее еще есть древний велосипед.
Марио не ответил.
– Я познакомился с ней, когда катался однажды здесь, и она назвала мне твое имя.
– Хелен, – сказал Марио спустя какое-то время.
– Не знаю, может быть, и Хелен. Так вот, она была очень увлечена тобой, все повторяла, что я должен запомнить твое имя.
– Наверняка Хелен. Она моя единственная пациентка из Англии, не считая Полы.
– Удивительное дело! И какой эксперимент ты проводил с ней?
– Филипп убил ее мать.
Улыбка ненадолго сползла с лица Майлза. Он ехал некоторое время в полной тишине, не считая хруста щебенки под колесами велосипедов.
– Что, он и правда ее убил?
– Я не знаю, не спрашивал.
Снова молчание. Майлз привык к пространным монологам-объяснениям Марио.
– Как понять «не спрашивал»? Что случилось?
– Филипп организовал это, – сказал Марио, всхлипнув. – Филипп мог организовать все, что угодно.
– Ну не совсем. Ему не удалось организовать свое спасение от майора с пистолетом, – возразил Майлз. Однако ему тут же стало стыдно. – Боже, извини, Марио, я не должен был так говорить.
Он снял одну руку с руля и прикоснулся ею к плечу Марио за своей спиной. К искалеченному плечу.
– Извини, – сказал Майлз.
– Это выглядело так реалистично, – сказал Марио.
– Что именно?
– Казалось, это помогло Хелен. У нее было много проблем с матерью. Ее мать вечно критиковала свою дочку, и, хотя Хелен делала все возможное, чтобы укрепить в себе самоуверенность взрослого человека, внутреннее превосходство родительницы одерживало верх. Это мешало ей жить. Мы провели сеанс травматической терапии, поэтому, я полагаю, никакого физического вреда никому реально причинено не было. Но я не знаю в точности, как именно удалось Филиппу все подстроить так, будто он и правда убил мать Хелен, на самом деле не убивая ее. Все выглядело, как я и сказал, очень реалистично.