– Привет, пап, – сказал Майлз, закончив наконец со всеми обниматься.
Отец поднялся и протянул сыну руку.
– Надеюсь, ты не собираешься обнять меня?
Майлз улыбнулся, схватил отца за плечи и крепко обнял.
– Боже правый, что на тебя нашло? – спросил отец, когда Майлз наконец отпустил его.
– Просто рад тебя видеть.
Анна уже разговаривала с Кэтрин, а тетя ухаживала за Марио. Майлз ясно видел, что тот изо всех сил старается казаться нормальным человеком, однако выглядит в знакомой обстановке родительского дома очень странно. На Марио был кожаный пиджак, один из рукавов в крови, а брюки мятые и местами в пятнах. Его высохшая рука свободно болталась сбоку, когда Марио брал напиток у двоюродной сестры Майлза, которую тот еле узнал.
– Майлз, чем же ты занимался все это время? – спросил его отец, снова опускаясь в свое старое кресло.
– Был немного занят, пап.
– Я звонил тебе раз десять, не меньше. Постоянно попадал на автоответчик.
Ох, извини, меня не было дома.
– Понимаю. Что за девчушка?
Майлз оглянулся на Анну, сидевшую на подлокотнике старинной софы и вежливо беседовавшую с тетей Салли.
– Анна. Она немка.
– Хайль Гитлер! – сказал отец, не моргнув глазом. – Так, а где безумная Донна?
– В Сиэтле, я полагаю.
– Понятно. Ну, не мое это дело.
– Я расскажу тебе, если хочешь.
– Нет, нет. Это твоя жизнь, сынок Джим.
Майлз улыбнулся отцу. Тот никогда не вмешивался в дела сына, но теперь Майлз ясно понимал, почему это происходило. Каждый раз, прощаясь с отцом, он был немного смущен и не знал, что сказать. Теперь Майлз все ясно видел. Для него это стало величайшим откровением. Его отец похоронил в себе всю свою боль и страшился любого проявления эмоций. Это было вполне нормальным, он был стар и в травматической терапии не нуждался. Майлз был счастлив оставить отца в таком состоянии и любить его таким, какой он есть. Испуганным стариком.
– Я, возможно, уеду в Германию ненадолго.
– О, тогда тебе нужно до блеска надраить свои солдатские ботинки. А то фрицы тебя не примут.
– Я думал, что Третий рейх закончился пятьдесят лет назад, пап.
– Ты, правда, в это веришь, сынок Джимми? Они опять, разве нет? Куда ни посмотришь – «БМВ», «фольксваген», «бош» и прочие.
– Анна работает дизайнером в «Фольксвагене».
– А, тогда понятно.
Майлз рассмеялся. Ему захотелось обнять отца еще раз и сказать тому, что все хорошо. Но он удержался, решив, что это только смутит отца, сидящего в своем уютном старинном кресле рядом с братьями и сестрами.
– А почему, кстати, все собрались? Сегодня не воскресенье.
– Мы только что вернулись с поминальной службы.
– По ком?
– А как ты думаешь? По твоей родной матери!
– О боже, извини. Вот почему ты звонил мне?
– Думал, может, ты захочешь прийти.
– Извини, пап. Я… мне так жаль.
Отец ничего не ответил, лишь отхлебнул еще немного пива из высокой оловянной кружки.
– Отличная выпивка. Глотнешь?
Отец бросил на Майлза взгляд, всего лишь короткий взгляд, но Майлз в одно мгновение заглянул к нему в душу. Человек, которого он знал дольше, чем кого-либо еще, человек, который показал ему, каким нужно быть. Все стало теперь так ясно. Он не винил своего отца, то была не его вина, но причина была в нем. Держать все внутри себя, не пускать внутрь страхи и боль мира. Если бы он только раньше осознал это.
– Пойду возьму одну, – сказал Майлз. Он поднялся и пошел через маленькую комнату, улыбаясь своим родственникам. Он наклонился к Марио.
– Ты в порядке?
– Мне нужно отдохнуть.
– Конечно. Пошли.
Майлз провел гостя через комнату в коридор. Они медленно поднялись по лестнице. Майлз открыл дверь самой верхней комнаты, его бывшей детской.
– Ты можешь пока прилечь здесь. Извини, я не знал, что вся семья будет в сборе.
– Приятные у тебя родственники, – сказал Марио, снимая свой кожаный пиджак.
Майлз встал на колено, развязал шнурки на туфлях Марио и снял их. Это был особенный момент, Майлзу это даже показалось трогательным. Трогательным было то, что Марио позволил ему сделать это. Вставать на колени перед кем-то и снимать с него обувь – очень символично.
– Правда? – сказал Майлз. – Я никогда не замечал этого, а теперь вижу.
– Теперь ты все замечаешь, не так ли, Майлз?
– Да. Спасибо.
– Это моя работа. Это всегда было моей работой.