Усталость притупила острые грани светскости лорда Карстерса, помешивавшего чай столовой ложкой, остальные же совершенно не замечали этого нарушения светских приличий.
— Мне показалось, что полиция как-то формально проводила опрос по поводу убийства, — заметил, наконец, лорд, испытывая потребность что-то сказать; все равно что, лишь бы нарушить затянувшееся молчание.
— Ну да, вы ведь член палаты лордов, — ответил проф. Эйнштейн, кладя в чай лимон. — А я — почетный член Скотланд-Ярда.
Подавляя зевоту, Мэри поставила на стол полупустую кружку.
— Со всей этой суматохой я только сейчас начинаю понимать, что бедняга Билли мертв. — Глаза ее затуманились, и по щеке скатилась слеза. Она смахнула ее салфеткой. — Он был добрым другом.
С тяжелым вздохом проф. Эйнштейн ссутулил плечи.
— Да, именно так, девочка. Ну-ну, дорогая, не плачь, Билли не захотел бы видеть слез.
— И верно, — шмыгнула носом Мэри.
— Он ведь, знаете, был валлиец, — пояснил профессор Карстерсу.
— Понимаю, — ответил лорд, вынимая из кармана огромный носовой платок и протягивая его Мэри. Та с благодарностью приняла его.
— Думаю, он бы понравился вам, лорд Карстерс, — прошептала Мэри, вытирая глаза.
Потерявший близких друзей во время Событий, Карстерс сунул руку в карман пальто и достал серебряную фляжку со своим фамильным гербом.
— Так поговорите же со мной о нем, — тут же предложил он, кладя фляжку на стол. — Расскажите мне все о Билли.
Профессор не возражал. Открыв фляжку, он щедро приправил свой чай крепким виски, и даже Мэри сделала то же самое. Глотнув из кружек, и профессор, и его племянница содрогнулись, но вскоре заметно расслабились.
Расстегнув накрахмаленный воротничок, проф. Эйнштейн шумно откашлялся.
— Ну, так уж вышло, что впервые я с ним встретился в Египте. Он носился с этой безумной теорией, будто древние пирамиды не были построены из огромных каменных блоков, которые ворочали тысячи рабов, а были отлиты из вещества, схожего по составу с цементом.
— В самом деле? — вскинул бровь лорд Карстерс. — Я знаю, что цемент изобрели римляне, но пирамиды появились за тысячи лет до того.
— Совершенно верно, — подтвердила Мэри между глотками. — Так или иначе, он был полон решимости воспроизвести технологию, и там, в пустыне, вокруг этого оазиса у него на каждом шагу булькал и пузырился какой-нибудь химический эксперимент.
— Вот как? — пригубил виски Карстерс. — И что дальше?
Проф. Эйнштейн подался вперед, не в силах сдержать улыбку при воспоминании о былом.
— Ну, и никто не потрудился предупредить об этом моих погонщиков верблюдов, так что когда из Афин привезли пиротехнику…
Рассвет уже начал окрашивать небо. Сидя за кухонным столом, трое собеседников все еще смеялись, продолжая нетрезвый разговор, при этом лорд Карстерс делал слабые попытки остановить профессора с племянницей, желая перевести дух. Однако Эйнштейн и Мэри не унимались, твердо решив превзойти друг друга по части баек о злоключениях Уильяма Оуэна.
— … и вот, когда бедняга Билли пытается читать запретную книгу, раздается гром средь ясного неба и их обоих поражает молния! — закончил драматичным тоном профессор. — Естественно, мандарина тут же убило, но Билли уцелел, потому что так и не снял с себя шлем конкистадора!
Лорд Карстерс расхохотался так, что расплескал приправленный виски чай и чуть не упал со стула.
— И что, он н-никак не по-пострадал? — сумел наконец выдохнуть он.
— Ничуточки, — заверила его Мэри, раскачиваясь на стуле; пустая фляжка со стуком упала на стол. — О, к нему с неделю после этого прилипали металлические опилки, а так ничего.
— Валлиец, знаете ли! — закончили все в один голос.
На этот раз смех получился негромким, быстро сойдя на нет. Снова наступило продолжительное молчание. Слышалось лишь легкое потрескивание углей в камине, да где-то на улице заржала лошадь, а потом залаяла собака.
Профессор, вздохнув, вытер салфеткой слезы смеха.
— Уильям Генри Оуэн был хорошим работником и отличным другом, — тихо произнес он. — И мне лично будет его очень не хватать.
Соглашаясь с ним, Мэри и лорд Карстерс высоко подняли кружки. Профессор поддержал их жест.
— За Билли, — провозгласили они и допили то немногое, что еще оставалось на дне. Затем все трое бросили кружки в камин, и те разлетелись вдребезги, словно разбитые мечты.