Профессиональные заболевания агентов по особым поручениям — гастрит и переутомление — давали себя знать. Хоть, правда, к вечеру Джеймс отходил и снова становился как огурчик.
Но к тому времени, когда мы прошли все минувшее десятилетие и уже приканчивали второе, я убедился, что так дело не пойдет.
— Послушай, Джеймс, — сказал я однажды, когда он уже успел прийти в себя и опять собирался в ночное. — Послушай, Джеймс, так у нас ничего не получится. Мы обшарим еще полвека, ты выдуешь еще полцистерны виски — и все! Так поиски во времени не ведутся!
— А как же они ведутся. Ник?
— По системе. Например, уже ясно: гипотеза о том, что гангстеры спрятались в ближайшем прошлом, оказалась несостоятельной. Значит, нужна новая гипотеза.
— Насчет гипотез, Ник, я могу тебе посоветовать только одно: на меня не рассчитывай. (Ну этого 003 мог бы и не говорить.)
— Но, Джеймс, до того, как продолжать поиски, нужно еще раз прикинуть: куда скорей всего могли наши гангстеры податься? Ведь была у них какая-нибудь идея, когда они уводили времяход?
— Конечно, была. Смыться и продать драгоценности.
— Вот именно — продать. А теперь представь себе, что в один из прошлых веков в Бусолоне появляются странные, никому не известные люди и открывают торговлю алмазами, бриллиантами и прочими камешками. Причем продают они их по дешевке, чтобы поскорей разделаться и уехать. Должно было такое событие оставить хоть какой-нибудь след в истории. Отметил бы это хоть один житель Бусолонии в своих мемуарах!
— Ник, ты гений! — торжественно сказал 003 и крепко пожал мне руку. Пальцы у этого парня, черт его побери, были железные.
— Так вот, Джеймс, ты можешь пригласить на совещание десять самых лучших историков Бусолонии?
— Десять? — ответил Джеймс. — Хоть полсотни! И мы тут же вернулись в настоящее.
Совещание с выдающимися историками происходило оживленно и бестолково. Узнав, что именно меня интересует, историки начали припоминать все, что им было известно по данному вопросу. Но, во-первых, им ничего не было известно. А во-вторых, каждое событие из истории Бусолонии вызывало ровно столько трактовок, сколько историков участвовало в совещании. В одном только сходились все ученые. В том, что лишь при основателе династии Паприкотов — Филиппе Везунчике — Бусолония стала такой могущественной, и лично Филипп Везунчик присоединил к ней обширные земли своих менее удачливых соседей.
Я слушал эти бесполезные для наших поисков рассказы и печально думал, что просто зря теряю время. Надежды мои не оправдались: никаких следов похитители сокровищ в истории не оставили.
И вдруг у меня мелькнула странная мысль. Она была настолько странной, что я сразу же отогнал ее. Но потом все-таки решился задать один наивный и глупый вопрос.
— Я прошу прощения за свое невежество, — сказал я, — но объясните мне, пожалуйста, почему именно королю Филиппу удалось победить своих соседей?
— Он был великим полководцем! — сразу же ответил главный филипповед.
— И гением! — подхватил другой историк.
— И потом на его стороне была правда, и ему помогало провидение… — объяснил третий историк, бывший, как видно, историком-идеалистом.
— При чем здесь провидение?! — вскочил с места историк-материалист. — Просто у Филиппа была армия, состоявшая из ландскнехтов, наемных солдат…
— А почему же другие короли не завели себе ландскнехтов, если все дело в этом? — не сдавался идеалист.
— А потому, что у других королей не было денег — вот почему! — пояснил материалист.
— Не в деньгах счастье! — выкрикнул идеалист, но тут же понял, что переборщил, и, покраснев, замолчал.
— Значит, Филипп побеждал не столько умением, сколько, так сказать, бил своих врагов рублем? Так, что ли? — уточнил я.
— Вы, молодой человек, пользуетесь ненаучной терминологией, — строго заметил мне самый старый ученый. — Но суть вопроса ухвачена вами верно.
— Спасибо, — сказал я. — И еще раз извините, но я не ученый, а простой водитель времяхода. Так что, если можно, я задам еще один наивный вопрос. Вот эта самая корона, которая переходила от Паприкота к Паприкоту, откуда она взялась у самого первого Паприкота, то есть у того же Филиппа Везунчика?
Главный филипповед задумался.
— А мне, — говорит, — этот вопрос никогда прежде в голову не приходил. Ну взялась и взялась. Откуда у всех королей короны берутся? Заказывают, наверное. Или покупают… Право, не знаю…
— Но, во всяком случае, Филипп не получил ее от своего предшественника?
— Конечно, нет. У последнего представителя династии Сандунов, предшествовавшей династии Паприкотов, у короля Забора Одиннадцатого, была совсем другая, треугольная корона, которая и сейчас хранится в кабинете его величества короля Альфреда. Корона Сандунов гораздо беднее и, да простят меня Сандуны, безвкусней короны Паприкотов. А корона Паприкотов, молодой человек, это же целое состояние!
— Ай-я-яй! — сказал я. — Вот так Филипп! И ландскнехтам он платил, и земли скупал, и корону отгрохал. Ну, откуда у людей такие деньги берутся? Хотя бы у того же Филиппа…
— Во-первых, король Филипп был чрезвычайно бережливым человеком, — пояснил идеалист, — а во-вторых, существует предание о том, что он нашел клад, за что, кстати, и получил прозвище Везунчика. Я лично этому преданию верю.
— Ха-ха! — закричал материалист. — Я лично больше верю преданию о том, что Филипп имел дело с нечистой силой! — Этот материалист был, видать, непоследовательным материалистом.
Но тут между историками началась такая ученая свалка, что совещание пришлось окончить. А нас с Джеймсом сразу же вызвали к главному министру.
— Ах, господа, господа, неужели у вас нет никаких утешительных известий? — спросил главный, нервно расхаживая по кабинету. — Его Величество вне себя от горя. Король говорит, что, если не найдут корону, он отречется от престола и подастся в йоги. Неужели вы не спасете его?
— Мы делаем все, что в наших силах, — сказал 003, - но нам трудно: бежавшие не оставили никаких следов во времени, и даже лучшие историки не могли помочь нам.
— Агент 003, как всегда, скромничает, господин главный министр, — возразил я. — Джеймсу Бонду-младшему удалось уже кое-что узнать. Вы можете обнадежить Его Величество! — И мы покинули кабинет.
— Послушай, Ник, я понимаю, как много ты сделал сейчас для меня: мои акции поднялись на тысячу пунктов. — И он крепко пожал мне руку. — Чем я могу отблагодарить тебя?
— А вот чем: когда тебе еще раз захочется пожать мне руку, делай это поосторожней!
(По-моему, я неплохо намекнул ему, а? Иногда у меня это здорово получается!)
— А теперь, Ник, объясни, мне, ради бога, что нам с тобой удалось узнать?
— Разве ты не понял, что нам теперь точно известно, где искать гангстеров? Разве ты не понял, откуда у Везунчика вдруг появились деньги, чтоб платить ландскнехтам, и бесценная корона?
— Откуда же?
— От тех, кто ограбил короля Альфреда, — от них-то, как ни странно, он и получил свою собственную корону и драгоценности! Об этом невольно рассказали мне филипповеды, когда я так дотошно расспрашивал их о загадочных нетрудовых доходах Везунчика.
Джеймс оторопело уставился на меня. Потом в его голубых честных глазах появились проблески мысли. Он захохотал и хлопнул меня по плечу с такой силой, что дактилоскопический отпечаток его пятерни сохранился на моем плече до сих пор.
— Я всегда говорил, Ник, что ты гений! — заорал он. — А теперь подбрось-ка меня во времена этого самого Филиппа, а остальное я беру на себя!