- Ночью был у "Оли", "Паши", "Ани", "Шуры", "Наташи", - докладывает полковник.
А подполковник Ясенев улыбается. Можно подумать, послушав такой рапорт, что примерный муж Илья Григорьевич Маринов - заправский донжуан.
- Сейчас нахожусь с "Тосей", - продолжает доклад полковник. Необходимо подбросить "муки первого сорта". График в целом опережаем. Москва спрашивала? Так и скажите Москве! Не меня - рабочих Харькова и ми... специалистов по"кольям" и "колючкам" благодарите. Где живет "Тося"? На "кухне, где календарь 1917 года"...
Когда полковник кладет трубку, Ясенев выпаливает;
- Здорово! Ей-богу, здорово!
- Что "здорово"? - искренне удивляется полковник, устало проводя ладонью по глазам, по лбу.
- Здорово идет операция! Всего несколько дней, а столько уже сделано.
Это не лесть, это товарищеское признание.
- Здорово, говоришь? - тихо произносит полковник. - Ау меня, Володя, сердце разрывается. Ведь что минируем? Свое, себя минируем. К такой ли войне мы готовились?...
С улицы доносится сирена воздушной тревоги. Противный замораживающий душу звук.
- Послушаем известия, что ли? - безрадостно говорит полковник, включая приемник.
- Только не включай Киев, - просит Ясенев, - не могу я сейчас слышать этих злопыхателей.
Киев. Киев, занятый врагом. Мать русских городов. Стольный град Руси. Немцы, разгуливающие по Крещатику... С этим не мирится сознание, против этого восстает сердце. Уже наладили радиостанцию, ушатами льют яд в эфир. Жаль, мало оставили люди Маринова "хлопушек" немцам в Киеве...
Нет, не радуют вести из Москвы. Сдан Юхнов. Оставлен остров Эзель. Отступают войска главного сейчас Западного фронта. Оставлен Карачев - это восточнее Брянска. Пали Сухиничи. Под Мценском геройски дерется 4-я танковая бригада подполковника Катукова.
- Молодец какой! - взволнованно говорит полковник Маринов. - Эта бригада формировалась здесь, в Харькове, на базе Харьковского военного училища...
- Ну, а что немцы болтают? - спрашивает, передумав, Ясенев.
- Немцы ликуют - взят Брянск! Ну, пошли на работу, - мрачно говорит полковник Маринов.
С тяжелым сердцем спускаются в подвал командиры минеров. Идут на работу.
- Да! - вдруг вспоминает Ясенев. - А что такое "кухня, где календарь семнадцатого года", о котором ты говорил с генералом?
- Дом семнадцать по улице Дзержинской, - отвечает полковник, - этот дом. Ты запомнил? Подъезжаешь к дому - три коротких гудка, один длинный. И вот еще - нам с тобой вообще придется переодеться в штатское.
- Зачем такой маскарад? - удивляется Ясенев.
- Эх, ты, Фома неверующий! - с усмешкой корит его Маринов. - Надо. Чтобы обеспечить успех "Тоси".
Ясенев стучит условным стуком в дверь котельной - тоже три точки одно тире, с улыбкой смотрит на полковника.
- Мы тут тоже развели тайны мадридского двора... Кто-то открывает дверь. В котельной темно. Маринов и Ясенев входят, и сразу же закрывается дверь и вспыхивает яркий электрический свет.
- Молодцы! - говорит Ясенев. - Догадались-таки ввернуть лампочку посильней, а то тут черт ногу мог сломать. Вольно! Продолжать работу!..
Маринов оглядывается. Четверо минеров - "академиков" усердно трудятся. Один - это Сергеев - роет минный колодец, видна только макушка головы. Другой тщательно, будто сахар, насыпает землю в мешок, совком черпая ее с разостланного у ямы брезента, Третий вытаскивает новый мешок с землей из колодца. Четвертый нумерует мешок мелом.
В стороне куски вспоротого бетона, ящики с толом - "мукой первого сорта".
Маринов все осматривает самым внимательным образом.
- Да, работка ювелирная, филигранная, - вполголоса говорит он.
У стенки - два черных дюралевых ящика.
- Минеры знают, что это за дом? - шепчет Маринов.
- Нет, что ты!
- Это хорошо!.. Зря вы "Тосю" сюда уже привезли. "Академики" знают, что это такое.
- Уж так получилось.
- Ведь вся работа может пойти насмарку... Минеров придется сразу же эвакуировать подальше от фронта. Используем инструкторами. Эх, времени на все не хватает!.. Минеров переодеть в гражданское платье. Изолировать. Никуда отсюда не отпускать. Закончат - сразу эвакуировать.
Ясенев молчит.
- Ты, может быть, опять думаешь, что я за перестраховку? - сухо спрашивает полковник. - Пора отрешиться от мирных, интеллигентских настроений, Владимир Петрович.
- Товарищ полковник! - взрывается Ясенев. - Да разве я не понимаю!
- Тихо! - строго говорит Маринов, - Не понимаешь. Но поймешь.
Ясенев молчит.
- Владимир Петрович! - все так же шепотом говорит Маринов. - Вы переедете сюда из нашего номера в гостинице. Ваше место в гостинице остается за вами. Там будете переодеваться в военное. А сюда приедете в гражданском. Вы понимаете, для чего нужен этот... этот маскарад?
- Понимаю, товарищ полковник, - тихо отвечает Ясенев, - чтобы немцы не знали, что здесь орудовали саперы.
- Правильно! И не сетуйте на сверхбдительность. Вам кажется, что все вокруг свои. Свои, да не все. Ясно?
- Так точно, товарищ полковник! Маринов снова переходит на "ты":
- Не надо так официально, Володя! Эх ты, профессор!..
Что творится у "Ани" - об этом капитан говорил. У "Веры"- обломленные ветки на тополе. У "Шуры" задержан подозрительный... Вчера у "Наташи" неизвестный швырнул гранату и улизнул в толпе. Один минер убит, двое тяжело ранены, трое - легко. Первые жертвы сверхсекретной операций "Харьков", первые - после Арсена Бакрадзе. Странно, как этого не понимает Володя, подполковник Ясенев: если чужие глаза заметят что-либо подозрительное в доме 17 по Дзержинской - сорвется все дело, и чудо-мина попадет в руки врага!.. Надо, чтобы комар носу не подточил!.. Надо тихой сапой!..
ГРЕНАДА В ХАРЬКОВЕ
Выйдя из котельной, командиры минеров поднимаются на первый этаж. Из комнаты члена Военного совета слышится голос:
- И все-таки, товарищ маршал, я считаю, что мы должны, обязаны отправить под Москву эти части. Да, я знаю, что нам не хватает войск, очень хорошо знаю. Наши войска остались под Киевом. Но Москва - это Москва. И Ставка - это Ставка. Что? Хорошо! Сейчас выезжаю. Что? Работал всю ночь, но ехать-то надо. Еду-еду...
Член Военного совета выходит из комнаты, на ходу надевая шинель.
- А, Маринов! Доброе утро, - говорит он. - Утро ли? Совсем часов не наблюдаю. Да что это вы оба на меня, будто на привидение, на домового смотрите?
- Вы?! - говорит совсем не по уставу полковник Маринов. - Да я же был уверен, что вы переселились. У меня внизу минеры работают, - мины, взрывчатку привезли. Мины еще почти не испытанные! Почему вы еще здесь? Генерал Олевский... он заверил меня...
- Как раз затем я здесь, - усмехаясь, отвечает член Военного совета, чтобы все было шито-крыто. Кто поверит, что начальство спало на минах? Никто.
- Но риск... Техника новая... Мы не можем отвечать...
- Риск для нас дело не новое, не первый месяц воюем. Вы в штаб? Поехали вместе. Вместе и позавтракаем. А то все недосуг. Только взялся за чашку кофе - командующий на проводе. Что нового по радио?
- Брянск взяли...
- Брянск! Ах, черт побери! И сюда ведь подходит... Скорее в штаб!
В Электромеханическом полковника Маринова встречают как старого знакомого. Разные детали мин показывает ему Климыч, ведет в свой цех.
И вдруг в цехе этом, в котором звучит, проходя мимо ушей, украинская и русская речь, Маринов слышит:
- О, мадре миа! Карамба! Э-э-э, это не работа!.. Язык Испании, язык его второй родины!..
Маринов быстро, как по команде "кругом", оборачивается, ищет глазами того, кто произнес эти слова, находит и не верит глазам своим.
Франциско Гуйон!
Франциско Гуйон, капитан испанской республиканской армии! Здесь, в Харькове!..
Франциско вдруг узнает его, и черные маслины его глаз лезут из орбит, становятся сливами...
- Камараде хефе! - кричит на весь цех экспансивный испанец, чудесный парень, настоящий герой.
Все в цехе оборачиваются на этот крик.